Робер Гайяр - Мари Антильская. Книга первая Страница 88

— Браво! — одобрил его генерал. — Развязать мальчишку, пусть говорит! Как тебя звать? — спросил Жак, едва тому вынули изо рта кляп.

— Дюран Сануа…

— Отлично! Так вот, Дюран Сануа, должно быть, тебе известно, где живут племянники командора? Если ты знаешь и отведешь нас туда, мы не причиним тебе никакого вреда…

Генерал с минуту помолчал, судя по всему, ожидая от парня ответа, потом продолжил:

— Если же ты не знаешь, где они находятся, не пожелаешь отвести нас к ним или испустишь хоть малейший крик, я без всякой жалости прикажу перерезать тебе глотку.

Несчастный стоял ни жив ни мертв. Обезумевшим от страха взором он блуждал по лицу Дюпарке и окруживших его со всех сторон колонистов, чьи фигуры во мраке, во всем своем кожаном снаряжении, делавшем их какими-то причудливо-нелепыми и в то же время устрашающими, не предвещали ничего хорошего.

— Тебе известен дом, где живут племянники генерал-губернатора? — вынужден был снова настойчиво повторить Жак.

Дюран Сануа наконец-то утвердительно кивнул головой.

— В таком случае, ты отведешь нас туда. Но не забудь, малейший крик, малейшее подозрительное движение, и я выпущу из своего пистолета пулю прямо тебе в спину.

Парня подняли с земли. Он все еще дрожал, и дрожь эта не стала меньше, когда он почувствовал на спине дуло пистолета. Тем не менее он сделал пару шагов вперед, и Жаку пришлось остановить его, дабы предупредить людей. Он приказал им не собираться группами, едва только они выйдут за отвесные прибрежные скалы, а напротив, разойтись в разные стороны и быть готовыми в любой момент, если кому-нибудь из них будет грозить опасность, сообща прийти на помощь.

Волонтеры один за другим исчезли в ночи. Несколько минут спустя Сент-Обен, шагавший подле генерала, с пистолетом в руке сменил его за спиной Дюрана Сануа.

Была видна только одна тропа, вдоль которой на изрядном расстоянии стояли хижины, судя по всему, совершенно безлюдные.

Когда впереди стал быстро вырастать дом, где ярко горела масляная лампа, юный пленник, бесспорно, рассчитывая на скорое освобождение, указал, что это и есть жилище, которое они ищут.

Тогда Дюпарке знаком подозвал одного из тех, кто сопровождал его, и приказал заняться узником, который станет им обузой, едва они войдут в дом. Колонист подчинился приказу с видимой неохотой, ибо был не единственным среди волонтеров, кто ни за что не согласился бы по доброй воле отказаться от участия в назревающей авантюре, однако все же повел пленника в сторону прибрежных скал, к тому самому месту, куда пошли все остальные.

Генерал же вместе со своим кузеном вплотную подошел к хижине, где, должно быть, спали племянники командора. С бесконечными предосторожностями Жак попытался при слабом свете масляной лампы рассмотреть сквозь просветы между пальмовыми ветвями, что происходит внутри дома. Поначалу он не увидел ровным счетом ничего. Комната, где горел пропитанный маслом фитиль, была пуста. Они обошли дом вокруг, и в какой-то момент до них донеслось чье-то легкое похрапыванье. Вполне возможно, это храпел один из спящих юношей, однако такие же звуки мог издавать и усталый часовой. Так или иначе, но прежде, чем атаковать дом, необходимо было узнать, сколько там людей.

— Кузен мой, — шепотом обратился Сент-Обен к Дюпарке, — с вашего дозволения я бы вошел в эту хижину один. На мне мундир французского солдата, так что я вряд ли вызову подозрения. Если случится наткнуться на часового, я попрошу у него каких-нибудь разъяснений, что-нибудь придумаю. Если же молодые люди окажутся одни, я подам вам знак, и вы тотчас же поспешите ко мне!

После недолгих раздумий. Дюпарке согласился с его предложением.

— Отличная мысль! — проговорил он. — Вам надо будет только сказать часовому, если его увидите, что вам поручено передать донесение для племянников командора… Вперед, капитан, и желаю вам удачи!

Не предпринимая более никаких мер предосторожности и не стараясь избегать шума, Сент-Обен снова обогнул хижину. Оказавшись перед дверью, он негромко постучался, но, не услышав ответа, просто толкнул ее, ибо она, по старой традиции островов, не была заперта.

Он оказался в комнате. Комната, где горела лампа, была пуста.

В глубине ее, справа, была слегка приоткрыта еще одна дверь, он, не показывая ни малейшего страха, подошел к ней, открыл ее пошире, в любой момент ожидая оклика. Однако никаких звуков не последовало. Дверь, которая теперь была настежь открыта, вела в комнату, погруженную в полнейший мрак. На всякий случай капитан вынул пистолет, зарядил его, придерживая рукою курок таким манером, чтобы щелчок произвел как можно меньше шума, и пошел взять лампу, чтобы осветить себе путь.

Он догадывался, что вокруг хижины уже собрались двадцать человек, которые ждут только его сигнала, чтобы ворваться в хижину.

Медленно, на цыпочках, он вошел в темную комнату и, подняв над головой лампу, различил две постели, две, стоявшие рядом, походные кровати, на которых едва вырисовывались очертания двух человеческих тел. Теперь он уже нисколько не сомневался, что эти спящие люди и есть племянники командора. Решительным жестом он поставил лампу на некое подобие скамьи, под которой были небрежно брошены две пары сапог. Снял с пояса еще один пистолет и зарядил его, на сей раз без малейших мер предосторожности. Когда щелкнул курок, один из спавших повернулся и спросил:

— Это вы, Ривери?

Нисколько не стараясь хоть как-то изменить голос, однако и не пытаясь вывести сонного человека из этого заблуждения, Сент-Обен ответил:

— Вставайте, и как можно меньше шума…

Юноша буквально вскочил и сел в постели.

— Что случилось, Ривери? — спросил он. — Тревога?

Он протер глаза и попытался разглядеть что-нибудь во мраке, однако лампа с того места, где стояла, не освещала лица капитана.

— Разбудите брата да скажите ему, чтобы и он тоже не поднимал никакого шума. Потом оба тихо оденьтесь…

— Вы же прекрасно знаете, что Гальбер очень устал. Так ли уж необходимо будить его? Что, и вправду произошло что-нибудь очень серьезное? И почему это у вас в руках пистолеты?

— Об этом вы очень скоро узнаете, мессир, а сейчас поторапливайтесь.

Шарль еще больше приподнялся в постели и, все еще не до конца проснувшись, склонился над братом, но тут то ли по фигуре, то ли по повадкам капитана, догадался, что этот человек вовсе не Ривери, за которого он его принял.

Он отпрянул назад, принялся шарить руками, судя по всему, пытаясь ощупью найти оружие, и воскликнул:

— Кто вы?! Что вы здесь делаете? Зачем вы вошли сюда?

От звуков его голоса проснулся наконец и Гальбер.

— Эй, вы оба, не двигаться! Малейшая оплошность, и я всажу каждому по пуле в лоб!

Не успел он закончить, как в комнату уже ворвалась целая ватага, человек пять, с генералом во главе.

— Значит, они у нас в руках! — весело воскликнул Дюпарке. — Браво, капитан. Теперь нам нельзя терять ни минуты…

— Я попросил их одеться, — ответил Сент-Обен, — и не поднимать шума.

— При малейшем шорохе, — проговорил генерал, — я уложу их на месте. Но у них еще будет время одеться! Погода стоит прекрасная, никогда еще воздух тропиков не был таким мягким, так что они могут даже не опасаться подхватить насморк. Если они будут вести себя прилично, то никто не причинит им никакого зла. Кто-нибудь захватит их платья, и они смогут не торопясь одеться на борту…

И, обращаясь непосредственно к юношам, которые от ужаса словно застыли на месте, добавил:

— Мы не собираемся причинять вам никакого зла. Ваше похищение дело чисто дипломатического толка. Ваш дядюшка поднял мятеж, но вы всего лишь заложники. Ну что, вы решились или нет, будете сопротивляться или пойдете с нами?

— Что вы собираетесь с нами делать? — спросил старший, Гальбер, который, несмотря на усталость, казалось, уже полностью обрел самообладание.

— Я отвезу вас с собой на Мартинику, где вы останетесь пленниками ровно столько, сколько будет угодно вашему дядюшке… Итак, решайте же, не то мне придется отдать приказание связать вас и отнести на борт, словно два мешка с барахлом!

— Что ж, сила на вашей стороне! — воскликнул Гальбер. — Стало быть, нам ничего не остается, как подчиниться, но, надеюсь, дядюшка заставит вас дорого заплатить за этот бандитский налет…

— Бедное дитя мое, — с легкой иронией проговорил Дюпарке, — ваш дядюшка будет обезглавлен — вот единственная роль, какую ему отныне еще осталось сыграть… А теперь вперед, да попроворней!

Юноши повиновались. Они прошли перед людьми, которые с любопытством смотрели на них, одетых в одни лишь рубашки, однако не дерзнули даже улыбнуться. В глубине души им было жаль этих юношей, и они не желали им никакого зла.

Тем не менее, едва они вышли из дому, Шарль и Гальбер почувствовали, как их взяли за руки и силою потащили в сторону моря.