Катрин Гюннек - Модистка королевы Страница 9

— Держитесь прямо!

— Поднимите подбородок.

— Опустите глаза. Немного. Не так сильно…

— Никакой фамильярности. Держите дистанцию, всегда помните об этом.

Такова профессия королевы. Эти наставления влекли за собой другие, не менее назойливые. Их давали наследнице мои покровительницы. Маленькой девочке предстояло стать принцессой. И ее гардероб должен был способствовать этому. Быстрее! К хорошему портному! И дело в шляпе. Мои таланты расхваливали, и вскоре меня попросили поработать над утренним туалетом наследницы.

Это были два долгих года после ее свадьбы.

Поначалу меня принимали в апартаментах графини де Мизери.

Я следила за собой и выглядела красиво, в ту эпоху это было несложно. Я стала немного жеманной, но только слегка. Следовало всегда помнить о своем положении и никогда не выходить за рамки. А в моей ситуации предъявлялись особые требования. Ремесло обязывало меня выглядеть всегда хоть и скромно, но элегантно. Правило номер один гласило: нельзя затмить клиентку. И это я должна была соблюдать в те дни особенно четко.

Мне никогда не забыть нашу первую встречу. Говорили, что принцесса очень хороша собой, и это было действительно так. В первую очередь привлекали внимание свежий цвет лица и прозрачная кожа. У Марии-Антуанетты были большие глаза, и она смотрела на мир удивленно и немного высокомерно. Ее волосы называли золотистыми, мне же принцесса показалась рыжеватой блондинкой. Наследница наверняка пользовалась рисовой пудрой, стараясь скрыть красноватый оттенок волос, упрямо выступавший наружу. Уверяю вас, Версаль, как и вся Франция, ненавидел рыжих, даже брюнеток. Не быть блондинкой означало обладать серьезным физическим недостатком.

Не помню, что Мария-Антуанетта сказала мне в начале нашей первой встречи. Но я до сих пор слышу ее звонкий смех. Я вижу удлиненный овал лица, высокий лоб, пухлые губы, безупречную шею.

Это была маленькая девочка, которая словно светилась изнутри, она еще не усвоила всех правил этикета и, прикрываясь веером, зевала со скуки. Мадам де Ноай, «мадам Этикет», как называла ее наследница, считала, что Австрия посмеялась над нами, доставив дикарку, выкроенную из довольно грубой материи. Эта придворная дама утверждала, что Мадам склонна к безумным выходкам, и она пожалуется королю. Ах! Старая шлюха, мелочная, злобная, она пообещала сделать это и наверняка сделала! Но старый король твердо решил любить наследницу и был слишком слаб перед лицом молодости и дерзости.

Мадам Антуанетта обладала закаленным характером и пылкой душой, спрятанной в теле ребенка. Я не устояла перед ее юным очарованием и поклялась любить принцессу, служить ей верой и правдой. Я знала, что очень скоро она отплатит мне за мою любовь. Уже во время первой нашей встречи мне выпала честь получить большой заказ. Стоил он огромных денег.

Постараюсь описать мое отношение к деньгам, поскольку определенно они все путают. Как и все люди, особенно бедные, вначале я очень хотела денег. Затем мною стала двигать в большей степени любовь к ремеслу. Еще позднее на первом месте оказалась любовь к королеве. Деньги делали меня независимой, дарили мне уважение и комфорт. Деньги удовлетворяли мое тщеславие, а я, признаюсь, была тщеславна. Никого не обкрадывая, не делая сбережений, я зарабатывала достаточно, и мне это очень нравилось. Но первое опьянение успехом было уже позади.

Именно от Марии-Антуанетты я услышала первую похвалу, первую просьбу. Я придумала для мадам де Ламбаль, ее ненаглядной Терезы, с которой она так часто виделась, туалет нежно-голубого цвета, который, по всеобщему мнению, был этой даме очень к лицу. Наследница разделяла эту точку зрения, о чем и сообщила мне при встрече.

— Вы — гений кружева, — сказала она. — Вы бы согласились работать на меня?

В то время, однако, проблемы внешнего вида занимали ее очень мало. Куда больше, чем красивых нарядов, Марии-Антуанетте хотелось того, чего нельзя купить даже на всю королевскую казну: близкого друга, немного тепла. Во дворцах этого не слишком-то много, особенно в Версале. Мне, по крайней мере, наследница казалась очень одинокой.

Одиночество… Это чувство было мне знакомо. И я угадывала его в глазах молодой австрийки.

Мне всегда было жаль принцев и принцесс. Они всего лишь несчастные птицы, заточенные в золотые клетки. Жалкие растения, поддерживаемые подпорками в тени огромных дворцов.

День за днем я наблюдала за тем, как подрастает маленькая наследница. Под корсажем расцвела грудь, походка стала ровнее. Мария-Антуанетта почувствовала интерес к нарядам и потребовала корсет. Он делал ей больно, но зато какой тонкой становилась талия! Наследница превратилась в настоящую красавицу и полюбила подолгу рассматривать себя в зеркале. Не без моей помощи она покидала страну детства.

— Принцесса очаровательна, будто сошла с картины Буше[40]!

— Она так мила! Как девушки Фрагонара[41], — нежно ворковали придворные дамы во главе с Ноай.

Я же видела в Марии-Антуанетте лишь тихую грусть и задумчивость Греза[42].

Этот год подарил мне двух малышей. Маленькую девочку благородного происхождения, которой я собиралась помочь посредством пышного волана, и мальчика, которого я тоже должна была поддержать, но другим образом и позже. Его появление я приняла с огромной радостью.

Я всегда любила детей и даже мечтала о маленькой девочке. Только я молила небеса послать мне ребеночка нежного и ласкового, а не такого жестокого, как его отец.

Этой мечте не суждено было сбыться. Моя жизнь была бешеной гонкой, так что времени на материнство почти не оставалось. Да и действительно ли я хотела родить ребенка? Я только начала выкарабкиваться из бедственного положения, а до самого невероятного осталось рукой подать. Ведь я готовилась стать модисткой будущей королевы Франции!

Мне двадцать пять лет — это немало, говорила я себе, но и не так уж и много. Не нужно торопить события, пусть маленький появится, когда придет время. Моя мама, например, ждала моего появления на свет более сорока лет.

Тем временем у моего брата Луи-Николя родился второй ребенок, и я стала крестной матерью. Мальчик оказался обладателем самого красивого костюмчика для грудничка и двойным именем. К этому выбору я отнеслась чрезвычайно серьезно. Впрочем, я всегда ко всему подходила основательно. В результате мой племянник стал Клодом-Шарлеманем! Достаточно помпезно, но и двойные имена тогда были в моде.

Это случилось сразу после того, как нас покинул Жан-Франсуа.

Удар шпаги и несчастный поединок на земляном валу Аббевиля. Бог подарил мне племянника, но отнял еще одного брата. К моим бедам добавилось новое несчастье.

Узы, связывающие меня с Белльманом-Ноелем, становились все слабее. Наши с ним отношения порядком поистрепались. Но после всего, что было, это, наверное, самое лучшее, что могло с ними произойти.

Я была недовольна жизнью. Меня постигло горе, но я скрывала это, и, не видя моих слез, люди сочли меня скверной. Глупцам неведомо невидимое несчастье. Возможно, чужая беда придала им силы, а я и без того не давала людям покоя, поскольку казалась непоколебимой. «Торнадо, скала, вулкан…» Я была и остаюсь этим триединством, этой тайной формулой, что закалила мой характер и выковала мою судьбу. Я была вовсе не бессердечной, а лишь надменной и сдержанной.

У тех, кому суждено стать легендой, очень трудная жизнь. Мое собственное существование рано омрачилось несчастьями, потерями. Те, кому удается уйти от судьбы, обречены помнить все. Они всегда на виду, их легко очернить и уничтожить. Видит Бог, мне, равно как и мадам Антуанетте, выпало испытать это на себе.

Время, о котором я говорю, — это пора наших первых встреч, которую я всегда вспоминаю с удовольствием.

Сегодня я могу откровенно признаться, что та маленькая девочка (а тогда она и была всего лишь маленькой девочкой) оказалась для меня подарком, который сделали мне Австрия и жизнь. Между нами мгновенно возникла гармония. Да-да, именно гармония. Другого слова я не нахожу.

Уже в тот день, когда я увидела принцессу, поняла, что буду предана ей навеки. Я знала также, что наши пути теперь крепко сплетены. Не спрашивайте меня, откуда мне это было известно, — я это чувствовала, и все.

У меня было ощущение, будто я знаю Марию-Антуанетту всю жизнь. Если бы я верила в существование предыдущих жизней, как лжепророк Калиостро, то решила бы, что в прошлом мы были сестрами. Если бы я имела счастье верить во все эти вещи, то сказала бы еще, что наша встреча была неизбежна.

Я стала все чаще появляться в Версале. Наследница ценила и уважала меня, а злые языки с удовольствием обсуждали:

— Эта Бертен умеет считать!

— Денег у нее куры не клюют.