Новогодний Подарок (СИ) - Лав Нинель Страница 10

Инна хотела возразить, но вопреки ожиданиям Дорохова, промолчала и задумалась — он хотел «вытаскивать ее из психушки», а значит, он не бросит ее в беде и попытается спасти… Это ее порадовало и, впервые за много лет, она почувствовала себя под защитой мужчины. К тому же, Инна была человеком справедливым и сразу же признала, что в этой ситуации «настоящий полковник», то есть, военный, действует намного профессиональней и безопаснее, чем она — про отпечатки пальцев ей никогда бы не сообразить. Она так же признавала, что попала в довольно скверную историю, и, что совершенно посторонний человек помогает ей разобраться с неприятностями — за это она была благодарна «настоящему полковнику» вдвойне, тем более что он уже не казался ей таким нескладным, помятым и агрессивным.

Выйдя из машины, Инна набросила капюшон норковой шубейки на голову и с интересом с дороги наблюдала за всеми действиями Дорохова. Наблюдала, оценивала и даже полюбовалась его широкими плечами, военной выправкой и умением брать на себя ответственность при решении «проблемы». Не возразила она, когда он взял на себя руководство «операцией» и вызывал полицию; молчала, когда он давал показания и не взорвалась, когда он довольно пренебрежительно махнул рукой в ее сторону, объясняя ментам, что спрашивать ее о чем-то себе дороже: наговорит с три короба, а сама ничего не видела — сейчас она на сто процентов признавала его лидерство, не злилась, не возмущалась и безропотно подчинялась.

Всю обратную дорогу Инна была тиха и задумчива и не проронила ни слова.

Дорохов радовался этой внезапной перемене, рассчитывая дома, наконец-то, обрести хоть какой-то покой и повести вечер согласно намеченной программе. Программа же его поражала своей простотой: наесться «от пуза», закрыться в своей спальне и таки «раздавить пузырь»!

На обратной дороге под предлогом «сигареты закончились» он заскочил в первый же магазин и замер у прилавка, выбирая какую водку купить: портфеля у него с собой не было и пришлось бы нести бутылку в кармане дубленки, карман бы оттопыривался, и «сторожиха» обязательно заметила бы бутылку водки и уж, конечно же, не удержалась бы от своих нелестных комментариев — слушать комментарии Дорохову не хотелось (вернее, ему не хотелось, чтобы вместо восхищения его умом и благородством в карих глазах «сторожихи» появились бы разочарование и осуждение). Но выпить хотелось — организм требовал привычную дозу алкоголя, и Дорохов схитрил, купив две маленькие плоские бутылочки коньяка, рассовал их по карманам дубленки и остался доволен своей смекалкой — поди догадайся, что у него во внутренних карманах! — таким образом «и волки будут сыты, и овцы целы»: программа его будет выполнена, и он не потеряет своего приобретенного авторитета!

— Ну, вот и все! — по возвращении домой облегченно вздохнул Дорохов, осторожно стаскивая дубленку в прихожей и так же осторожно вешая ее в шкаф. — Гражданский долг мы с вами выполнили — можно и отдохнуть!

— Щас! — разлепила Инна скованные молчанием губы. — Все только начинается!

— Как «только начинается»? — опешил Дорохов и выронил из рук норковую шапку.

Шапка упала на пол, Дорохов посмотрел на нее и порадовался, что сначала повесил в шкаф дубленку с бутылками коньяка в карманах, а уж потом занялся шапкой — что было бы с ним, если бы он выронил из рук не шапку, а дубленку?! Маленькие плоские бутылочки обязательно бы разбились (по закону подлости) и тогда двойной проигрыш: не выпил бы и опозорился бы перед «сторожихой». К тому же он почему-то так уверовал в свой непререкаемый авторитет, что считал свое слово законом для «сторожихи», а оказалось… Оказалось, что весь ее гонор и вредность вовсе не исчезли после их встречи с полицией и его рыцарского поведения, а просто временно отдыхали!

Нагнувшись, Инна подняла шапку, отряхнула, повертела ее в руках и аккуратно пристроила на полку среди других шапок.

— Вы забыли о поджигателях, Сергей Александрович. Неужели вам ни сколечко не интересно, что же на самом деле произошло в новогоднюю ночь и кто виноват в смерти этого несчастного Ватутина?

— Тебе что, больше всех надо? — набычился Дорохов, неожиданно для себя перейдя с ней на «ты». — Решила поиграть со смертью? Мать твою туды-растуды!

— Это твою мать туды-растуды! — огрызнулась Инна и сжала кулачки.

Ноздри обоих трепетали от злости — достаточно было одной крошечной искры, чтобы произошел взрыв.

Инна первая отвела глаза.

Где ему понять — этому дремучему медведю, что она должна выяснить все об этом деле! Она была уверена, что совсем не случайно, а по чьей-то высшей воле оказалась на месте аварии и стала незримым свидетелем преступления, но испугалась, струсила, смалодушничала: не вызвала пожарных и полицию и никому (кроме, этого дремучего медведя) не рассказала о поджигателях, но родственникам Ватутина она обязана рассказать об увиденном! Это ее долг! Что они предпримут дальше, получив от нее эту информацию, это уже их дело.

Или она ошибается?

Возможно, «дремучий медведь» прав: Тот наверху ничего такого не имел ввиду, а просто решил показать ей, что человеческая жизнь так хрупка и кратковременна, так непредсказуема и обманчива, что надо ценить каждое мгновенье своей жизни, проживать его, как последний миг, и ничего не откладывать на потом…

А как бы она хотела провести последнее мгновенье своей жизни???

Нахмурив брови, Инна задумалась.

Конечно, она хотела бы провести его в кругу родных и близких людей, чтобы было кому пожаловаться и чтобы ей искренне посочувствовали в этот ответственный момент, но больше всего на свете, вот именно сейчас, в это самое мгновенье Инне хотелось знать чем же так неуловимо и притягательно пахнет от «этого дремучего медведя» и, если она сейчас же не узнает этого, то непременно умрет…

10

Шагнув к Дорохову, Инна встала на носочки, обняла его за шею, прижалась к нему всем телом, впилась губами в его губы, и даже язык протиснула сквозь его расслабленные от удивления зубы. Осторожно провела языком по его языку, чувствуя сладкий вкус чего-то очень знакомого.

Не зная, как реагировать на происходящее, Дорохов замер. Но по мере того, как поцелуй становился все продолжительнее и требовательнее, он позволил себе расслабиться и ответить на поцелуй — никаких обязательств относительно других женщин в данную минуту у него не было (узнав о его увольнении, его нынешняя пассия Люська, воспользовавшись его удрученным состоянием и количеством выпитого алкоголя, выставила за порог его вещи, хотя квартира принадлежала ему и была куплена исключительно на его деньги), а раз нет никаких обязательств…

Дорохов увереннее обнял «сторожиху», крепче прижимая к своей широкой груди. Осмелев, опустил руки пониже, обхватил лапищами ее попку, прижал к себе и даже потерся о ее тело своим немаленьким, возбуждающимся хозяйством. Хозяйство тут же возбудилось и в брюках сразу стало тесно.

«— Ну, ничего себе, как встал, — усмехнулся Дорохов и сильнее вжал в себя женское, соблазнительное тело, — как будто у меня бабы три месяца не было! Не было то всего три дня… или больше…»

Почувствовав, что сильные мужские руки заскользили вниз по спине к ее попке, и даже уже «пожамкали» ее, и даже потерлись вздыбленным хозяйством, Инна неожиданно отстранилась, высвободилась из объятий опешившего Дорохова и довольно улыбнулась — все, что ей так хотелось знать в тот прошедший миг, она узнала: на твердых губах «настоящего полковника» был привкус сигарет и давно забытой детской конфетки-барбариски…

Дорохов плохо понимал, почему такой сладостный волнующий поцелуй и еще более сладостное и результативное обжимание ее тела прервались на самом интересном месте — он еще жил в том мгновенье, когда эта язвительная, неугомонная женщина шагнула к нему, прижалась всем телом и коснулась губами его губ, а он не растерялся, ответил, добрался до такой твердой, соблазнительной попки, сжал ее и… и все?

Она поцеловала его, пообжималась с ним и оказалось, что после всех случившихся с ним передряг и унижений, он еще жив и может чувствовать, и загораться от одного прикосновения женской руки к его коже, может желать еще что-то кроме генеральского звания, и переживать из-за того, что эти трепетные губы и такое соблазнительное тело оторвались от него и стали жить отдельно от его губ и от его тела, что она двигается, улыбается и не умирает, как умирает без нее он…