Виктория Руссо - Очаровательные глазки. Обрученная со смертью Страница 10

— Рубины! — воскликнул пожилой человек, развернув края тряпичного свертка, врученного ему светящимся от счастья мошенником. — Удивительные камни! Мой дед говорил, они приносят богатство и счастье!

— Нам всем не помешает и то, и другое, — улыбаясь, произнес молодой человек, горделиво расправив плечи. Василий впервые видел по-ребячески смеющегося старика, завороженного сверканием драгоценностей. Глаза Степана Степановича светились непривычным алчным блеском — в них была неподдельная детская радость, какая вспыхивает при получении долгожданного подарка.

— Это мои любимые камушки, — прокряхтел старикашка, садясь за невысокий столик, расположенный в углу небольшого зала, заставленного различными вещицами, среди которых помимо мелкой утвари была даже пара громоздких статуй и несколько картин известных художников, терпеливо ждущих своего покупателя, умеющего оценить тонкую работу мастера. Степан Степанович с трудом подавил дрожь радости в руках, затем придвинул ближе несколько свечей и принялся разглядывать камни, нашептывая:

— Кристаллы рубина обладают особенным блеском, каким не обладают другие прозрачные драгоценные камни, кроме алмазов, разумеется. Ярко-красный цвет с фиолетовым отливом встречается очень редко! Они останутся со мной! Я готов заплатить сверху за уникальность этих камней!

Возраст лавочника был почтенный и зрение — не такое зоркое, как в прежние годы. Когда-то он мог оценить качество камня, лишь мельком взглянув на него. Теперь же ему приходилось задействовать множество линз, дабы подробно изучить структуру драгоценного изделия.

— Почему вы пользуетесь свечами, Степан Степанович? Это так старомодно! — усмехнулся Василий, глядя, на кажущиеся зловещими манипуляции старика с рубинами.

— Эти свечи не коптят и изготавливаются по моему специальному заказу. От ваших газовых горелок у меня болит голова, они портят все: книги, мебель, серебро! Кто мне за это заплатит? — капризно воскликнул лавочник, злясь на собеседника, мешающего ему знакомиться с рубинами. Молодой мужчина заметил его раздражение и умолк. Сердце Василия трепыхалось, он терпеливо выжидал вердикт Степана Степановича. Он стоял в тесной лавке, заставленной различными предметами, но не видел ничего вокруг, потому как фантазия его рисовала роскошные картины из ближайшего будущего, где он — красавец-мужчина, одетый «с иголочки», неспешно прогуливается по Парижу, сидит в лучших ресторанах, бывает в домах французской знати. Вдруг визг старикашки вернул его из приятного мысленного путешествия в неказистую действительность:

— Какого черта?! Обмануть решил старика?! Я стал слаб зрением, но не умом! Я думал, что после стольких лет заслужил хоть немного уважения! Ведь тебе я плачу больше, чем остальным, и не задаю лишних вопросов! А ты еще меня называл «пройдохой»!

— Не понимаю, о каком обмане идет речь?.. — удивился Василий.

— Рубины! — воскликнул Степан Степанович и стукнул маленькими ссохшимися кулаками по столу. Самое отвратительное чувство, которое ему трудно было переносить, — разочарование.

Раздосадованный Степан Степанович начал угрожать донести на лгуна куда следует и швырнул Василию драгоценности, скрипя осипшим голосом:

— Фальшивка!

— Этого не может быть! — разочарованно бормотал аферист, поднимая колье с пола. Он повторял эту фразу снова и снова, беспомощно тер камни рукавом, будто они от этого стали бы настоящими. Мечты и лавочника, и мошенника в один миг обратились в прах — оба делали слишком большие ставки на эти побрякушки.

— Вон, убирайся вон! — выдохнул Степан Степанович и закатил глаза, лицо его стало при этом бледнее полотна. Старик схватился за грудь и начал жадно глотать воздух, пуча глаза и хрипя, издавая при этом непонятные звуки. Василий стоял как вкопанный и не мог пошевелиться. Он не знал, что делать, но бежать за помощью не осмелился, опасаясь дальнейших действий лавочника (ведь кто знает, если старик очухается, то, возможно, выполнит свою угрозу и предаст своего подельника). Спустя несколько мгновений посиневший Степан Степанович испустил дух прямо на глазах у Василия.

Акулина выслушала историю и какое-то время сидела молча. Ей вдруг захотелось закричать: «Я знала, что так и будет, потому что покойников обворовывать — последнее дело! Нельзя было лезть в гробницу и тревожить неуспокоенный дух!». Она сделала несколько глубоких вздохов и обреченно пожала плечами. То, что уже произошло, — не воротишь, теперь Акулине предстояло найти в себе силы, дабы успокоить возлюбленного.

— Ведь Степан Степанович был стар и рано или поздно все равно умер бы, — произнесла она с улыбкой, стараясь не поддаваться панике. — Днем раньше… или позже… На все — воля Божья!

— Это еще не все… Рубины фальшивые! — выдохнул Василий дрогнувшим голосом. Ему казалось, что он стоит у осколков огромного города иллюзий, разбившегося вдребезги и не подлежащего восстановлению.

— Фальшивые? Но этого не может быть! Существует легенда…

— О которой знали все в округе, Акулина! Неужели за эти годы не нашлись бы прозорливые люди, которые догадались, что можно залезть в каменную кровать к мертвой блуднице и просто подменить камни?! Я чувствую себя одураченным!

Василий прошел к кровати и рухнул рядом с Акулиной, опустив голову и безысходно всхлипнув. Молодая женщина бережно запустила пальцы в его волосы, но он недовольно мотнул головой. Таким раненым молодая женщина не видела его ни разу за годы совместных неправедных трудов, словно рубины отравили их существование и мысли и забрали жизненную силу. Молчание было невыносимым и Акулина снова начала подбирать слова, которыми могла бы утешить своего возлюбленного:

— Это ведь не так страшно… Деньги у нас есть и…

— У нас нет денег, Акулина! — резко прервал ее мужчина, не поднимая головы.

— Но как же?.. Ты ведь держал их в банке…

— Я забрал наши деньги и внес оплату за два месяца за новую квартиру, вход в которую был через парадную чистую лестницу. Я думал, что наконец-то могу пожить как человек! Пожить как все эти напыщенные богатеи, швыряющие монеты направо и налево!

— Но разве деньги — самое главное, Васенька? — еле слышно выдохнула Акулина, уставившись перед собой.

— Так что же еще важно в этой жизни? — удивился Василий. Он ей показался в эту минуту совсем другим, не таким, как раньше: мудрым, заботливым, добродушным, теперь от него исходило леденящее равнодушие, которого так боялась любящая женщина. Акулина набрала в легкие воздуха и не без труда заставила себя произнести то, что мучило ее последние недели или даже месяцы: