Колыбель качается над бездной - Марина Алант Страница 12

истории” (берите на вооружение). Условием игры было рассказать одну историю правдивую, а другую – выдуманную. И непременно – из собственной жизни. А собеседник должен был отличить правду от вымысла. Меня очень веселило, когда любимый попадался в ловушки. Правдивую историю я выбирала невероятную, подчас каверзную, чтобы трудно было в нее поверить. А выдумывала так колоритно, что захочешь, а изъяна не найдешь. Однако мой противник хоть и угождал в ловушки, но сдаваться был не намерен. Так живописал, будто сказку на ночь рассказывал: да с выходом, да с расстановкой! Я заслушалась историями про детство Андрюши. А потом никак не могла выбрать нужную. Оказалось, обе правдивы. Комедиант обвел меня вокруг пальца. Я капризно заегозила (осмелела от выпитого вина) и угодила в объятья развеселившегося “живописца”. Все загладил искупительный поцелуй.

За окном застыла строгая ночь, а на нашем ложе страсть все не угасала, и утоляющая жажду ожидаемого, и очерченная тайнами… Я не стану раскрывать их. Они мои.

От усталости у нас не хватило сил даже набросить скомканное в ногах одеяло.

– Послушай, я тебе сейчас кое-что скажу, – совершенно обессиленным голосом прошептал герой-любовник.

– Да, да, еще про маленького Андрюшу, пожалуйста, – не поднимая отяжелевших век, еле слышно просила я.

Он полусонно хохотнул и дошептал уже замирающими губами:

– Только не обольщайся, хорошо? Я позволяю тебе то, что никогда не позволял другим …

Вот такое, друзья, признание. А вы чего ждали?

Глава 6

Я только делала вид, что сладко сплю ранним утром, а сама чутко ловила каждое его движение. Вот он зашевелился, зевнул. Наклонился за сигаретами. Закурил. Я почти не дышу. Безумно хочется доказательств присутствия его чувств. Пусть погладит меня по волосам, пусть коснется тела губами, пусть хоть как-то проявит радость оттого, что я рядом. Затушил сигарету в пепельнице. Встал. Не помню, взглянул ли хоть однажды … Я бы почувствовала. После ванны бойко одевается: с его слов спешит к маме. Придется держать ответ, почему провел ночь не дома. После развода единственный сын угодил под строгий контроль матери. Для нее по-прежнему ближайшие родственники – сноха и внучки. Никаких последующих его женщин она не признавала, о личных планах слышать не хотела. С его слов…

Высвобожу ножку, будто во сне повернувшись. Может быть, это вызовет у него умиление? Неужели камертоны нашей недавней идиллии слышу только я? Уходит. Ушел.

А, по-моему, я придираюсь. Мое счастье и без его утренней нежности велико!

Нужно и мне собираться. Нет, я никуда не спешу. Сын – у мужа. Вообще-то мне не очень нравятся его многочасовые игры у экрана (я столько времени тратить на бездушную технику не позволяю), и я настойчиво рекомендую “электронному” мальчику книги. Ну что такое эти жалкие рекомендации без собственных примеров? Вчера ребенок, наверное, был приятно удивлен смене приоритетов. Я стала слаба и непоследовательна. Но с другой стороны, разве плохо, что всем хорошо?

Итак, мне некуда спешить, но оставаться в доме Монстра мне неловко: я чувствую себя только гостем. Грустно, что это не наш дом, не наша постель. Грустно и трогательно больно. Приникаю щекой к подушке, хранящей его запах, уютно нежусь в мечтах еще недолго и с неохотой покидаю ласковую купальню воспоминаний. Босыми ногами ступаю по мягкому натуральному меху. Интересно, достаточно ли хорош мой новенький комплект белья от Pierre Cardin? А вдруг для вкуса Монстра не так уж и хорош?

Послышалась знакомая трель. Но не моя, вернее, не моего телефона. Ах, незадача! Монстр забыл один из трех своих аппаратов. Я взяла его в руки. Пищал будильник. Нужной кнопкой угомонила. Вот он, маленький свидетель закрытой от меня жизни. Несколько секунд я маялась, борясь с соблазном проникнуть в лазейку. Наконец, с трудом справилась … с привитыми хорошими манерами. Лучше пожалеть о сделанном, чем о не сделанном. Народная мудрость.

Блуждаю по кнопкам. В кончиках пальцев поднялась температура. Кстати, а может быть такое? Или тут уместно выражение “горят руки” (народное?)? Вхожу в раздел сообщений. Исходящие: пусто. Входящие: несколько, и все почему-то от женщин. Вот какая-то Ледова Марина запечатлела свой визит. Открываю. Читаю: “Солнышко мое, я скучаю. Люблю и хочу”.

У меня остановилось сердце. Дрожащими пальцами срываюсь на следующее: “Как жаль, что теперь я далеко, но наши ночи храню в сердце!” И снова Ледова Марина: “Моя постель все еще хранит твой запах. Люблю!” И снова она: “Спокойной ночи, Солнышко!” И снова…И снова… Душа моя закричала. Громко, оглушая рассудок … Я откинула телефон на смятую постель. Мысли путались, сердце жгло. Через минуту прорвалась смутная догадка. Я вновь схватила телефон. Он был страшно горячий, будто уголек. Вернулась туда, откуда бежать хотелось со всех ног. Пыталась найти дату посланий. Пожалуйста, пусть эта папка окажется ларцом сохраненных писем до меня! И жестокий вердикт: с пятого по двадцатое мая. Я опустилась на кровать, ноги не держали. Ничего не хочу более писать. Вы и без слов чувствуете то же, что и я.

Я положила телефон на прежнее место, застелила кровать, вышла в хмурое утро. За моей машиной закрылись ворота. Этот день я не прожила, а с трудом отдышала. Мой шок прошел, наступила усталая печаль. Мне все было безразлично. К вечеру, казалось, сердце так отяжелело, что перестало умещаться в груди. Я не выдержала. Мое горе воскрылилось, и воспелось, и понеслось к идолу:

Я Вас услышала в ненастье,

Когда все боги замолчали.

Я шла куда-то мимо счастья

С обузой знаний за плечами.

Я знала, как бывает больно,

Как разбиваются иконы,

Как стала я рабой безвольной,

Когда остался шаг до трона,

Как жизнь взласкав наотмашь била,

Как без любви душа черствела.

Я знала, но о том забыла,

Я просто верить Вам хотела!

Он ответил не тотчас: “Как всегда хорошо, но отчего так грустно?”

Ничего я более писать не стала. А он и не настаивал. Пропал на две недели.

Немного успокоившись, я стала анализировать наши отношения. Со мной все более чем ясно. А вот что с ним? Неужели этот человек настолько непорядочен? С другой стороны, разве стал бы мужчина его возраста и статуса бросаться серьезными словами и был бы заинтересован помогать женщине, ему безразличной? И, наконец, насущный вопрос. Посвящал бы ночи (не такие редкие) той, которой не был бы увлечен? В то же время нельзя не признать, что слова “люблю”, “скучаю”, “хочу” красноречивы сами по себе. Еще одна загадка: весь период, в течение которого получены