Невезение. Сентиментальная повесть - Виталий Авраамович Бронштейн Страница 12

— Ах, молодой человек, молодой человек… Вы уж простите меня, старика, за мой глупый смех, но хоть теперь постарайтесь понять всю дикость вашей истории. Вам сейчас очень повезло: я по профессии — искусствовед, имею труды в этой отрасли и, слава богу, в чем — чем, а в живописи немного разбираюсь. Так вот, поверьте моему слову: скорее рак свистнет, чем мазила Кривосуйко-Лещик передаст в своей стряпне хоть малейшее сходство с натурой. Он же бездарен, как засохший фикус! У него даже коза на себя похожа не будет… Так что можете быть уверены, даже не на сто, а на двести процентов, — в вашем случае сходство совершенно случайно! Да знаете ли вы, каким мастером нужно быть, чтобы добиваться полного совпадения изображения на полотне с оригиналом?! Поймите же, наконец, что мы живем не в семнадцатом веке, а в двадцатом, когда от таких мастеров лишь легенды остались. И чудные картины… Так вы говорите, — перешел он к другой теме, — что ваш Лещик в туалете спрятался? Не пострадал, значит?

Сказал он это, и давай хохотать снова. А у меня после этого всю блажь по поводу Клавки — как рукой напрочь отшибло…

Гл. 7

Однажды, придя с работы домой, Василий Иванович застал бабу Нюру необычно оживленной.

На кухонном столе в хрустальной вазе нежился букет роз.

— Приведи побыстрее себя в порядок и переоденься — мы идем на день рождения! — безапелляционно заявила она.

— К кому? — спросил Василий Иванович.

— К соседке со второго этажа.

Пока Василий Иванович брился, хозяйка из своей комнаты рассказывала ему об имениннице.

— Девка она хорошая. Тихая, безотказная, надежная… Правда, в жизни ей не повезло. Получила хорошее образование, стала врачихой. Но муж таким гулякой оказался, что только с ее характером и терпеть его можно было. Пропадал, шатун, из дому на три — четыре дня, а то и на всю неделю, и ничего — в порядке вещей. А заявится домой, помятый да худющий, как мартовский кот, и на весь дом вопиет:

— Ликуй, Женька! Я пришел!

Так вот, где-то с год назад, не успела Евгения с его очередного прихода возликовать, останавливается у подъезда медицинский «Рафик» с красной полосой, выходят из него трое дюжих мужиков в белых халатах, видать, доктор и два санитара, и прямиком на второй этаж. Мне после Евгения страх как жаловалась, бедная девочка, сколько она от этого ирода натерпелась…

Старуха расчувствовалась и послышались всхлипы, чередующиеся с трубным сморканием.

— А что же медикам было нужно? Зачем они приехали? — желая вернуть начатый разговор в русло, поинтересовался Василий Иванович.

— По делу приехали… — злорадно отвечала старая женщина. — Сначала их старший уточнил имя-отчество нашего гуляки, затем спросил Евгению, не ложились ли они уже спать?

Девка, конечно, здорово растерялась: какое, мол, там еще спать, когда супруг разлюбезный после недельной отлучки за пять минут до вас появился!

Тогда доктор с лица вроде обрадовался и говорит:

— Очень за вас я доволен, коллега, а вот вашему мужу придется собираться и следовать с нами!

Тот, конечно, ни в какую: — Что это значит? Произвол! Я буду жаловаться!

А врач ему спокойненько:

— Жалуйтесь куда хотите, молодой человек, но закон есть закон: мы имеем информацию, что у вас был контакт с опасно инфицированной больной.

А после тихо и со значением дополнил:

— Сифилис есть сифилис, понятно?!

***

Соседку со второго этажа Василий Иванович уже знал в лицо и здоровался с ней. Приятная особа, с миловидным пригожим лицом и, как говорят, не столько полна, сколько широкой кости, она часто гуляла возле дома со своим пятилетним малышом. Возраст детей Василий Иванович определял моментально и точно. Это у него было педагогическое.

***

Около восьми часов вечера они поднялись на второй этаж. Василий Иванович ожидал застать шумную компанию и заранее чувствовал себя не очень уютно. В прихожей он раскланялся со смущенной хозяйкой и вручил ей букет роз, который она в смятении прижала к груди, отчего на нарядной белой кофточке немедленно выступили темные влажные пятна (цветы были только что из воды).

Баба Нюра, что-то буркнув, сунула ей маленькую аккуратную коробочку. Василий Иванович отметил, что женщины при встрече расцеловались. В гостиной его ждала приятная неожиданность: кроме них гостей не было.

Стол уже был заставлен едой. Мягко горели три свечи в витиеватом подсвечнике. С экрана телевизора уютно мерцало при выключенном звуке цветное изображение.

— Толик только уснул, как бы оправдываясь, сказала Евгения, — и я не хочу его будить…

На столе красовались вкусные вещи. Старуха разговаривала с именинницей о чем-то малозначущем. Василий Иванович с тихим хлопком открыл бутылку шампанского и предложил краткий тост за хозяйку. Пламя свечей трепетно вздрогнуло. Евгения избегала встречаться с ним глазами.

Василий Иванович был голоден, но в присутствии цветущей молодой женщины кусок в рот не лез. Разговор не складывался. С горем пополам он все же поел.

Через некоторое время баба Нюра, сославшись на головную боль «от шипучки», стала прощаться. Василий Иванович тоже было поднялся. Евгения растерянно сказала:

— Ну что вы, Анна Аристарховна, посидите еще, я вам таблеточку сейчас дам — сразу пройдет…

— Какую еще таблетку, — со смешком ответствовала пожилая гостья, — у меня самой дома их — полный воз! А его, — кивнула она в сторону Василия Ивановича, — оставляю, девка, тебе. Смотри, не обижай моего квартиранта, а то будешь иметь дело со мной! — попыталась свести все на шутку она.

Василия Ивановича ее речь покоробила: обычно так говорят о вещах.

— Я, пожалуй, тоже пойду, — нерешительно начал он, но старая сводница, уже от двери, посмотрела на него неожиданно ласково:

— Да чего уж там, посиди, не порть девке праздник…

Он взглянул на Евгению. Она безучастно стояла, опустив глаза, молчала, и в этом молчании, в том, как она избегала его взгляда, в руках ее, которыми она, не в силах скрыть волнения, теребила обеденную салфетку, было что-то большее, чем то, о чем он подумал с самого начала.

Наверное, по своей природе она вообще была застенчива. Во всяком случае, припомнил Василий Иванович, при встречах она даже здоровалась как-то неуверенно, словно боясь, что ей не ответят.

— Вы присядьте, пожалуйста, за стол, — закрыв за бабой Нюрой дверь, тихо сказала она, — а я на минутку в кухню…

Василий Иванович сел и тут неожиданно у