Э. Филлипс-Оппенгейм - Преступление Гаррарда Страница 12

Он подошел к двери и широко распахнул ее.

— Убирайтесь вон! — обратился он к Фардалю.

— Уверяю вас, Гаррард…

— Убирайтесь вон. Не нуждаюсь в ваших объяснениях. Уходите отсюда и по возможности скорее.

Герберт Фардаль ушел, дрожа всем телом, не попрощавшись с Мильдред. Гарвей запер за ним дверь и опустился в кресло, предварительно позвонив.

— Не думал, что ты увлечена им.

— Не понимаю, что хочешь этим сказать. Он забылся на минутку: это случается с мужчинами. Он пожалел меня.

— Пожалел?

— Ну конечно,— с возмущением сказала она.— Ведь ты довел меня до нищенства.

— Ах так! Ты обо всем уже рассказала…

— Да он и так был осведомлен об этом. Сказал мне, что ты просил у него взаймы.

Гарвей вздрогнул. Борьба, которую пришлось вести днем, утомила его, а замечание Мильдред причинило боль.

— Я был у него по делу. Фардаль банкир. Давать взаймы — не его профессия. С какой стати он является в твой салон так поздно вечером? В каких вы отношениях?

— Мы хорошие знакомые. Поужинали вместе у Ритца, и я просила зайти на полчаса. Хотела попросить у него помощи.

— Тебе не нужна ничья помощь.

— Не думаю. После того, как ты, которого все считают богатым человеком, попросил ожерелье и купчую, сразу поняла, каково положение дел.

Он никогда не ухаживал за другими женщинами. И жена тоже не позволяла никакого флирта, что было редкостью в их кругу. Наряды и выезды заполняли всю ее жизнь. История с Фардалем была, по-видимому, несерьезна. Он подумал, не сам ли виноват в ее равнодушии и недостатке сочувствия к нему. Не сделал ничего, чтобы быть к ней ближе. И даже о грозящей им катастрофе он поведал ей слишком мало.

— Мильдред,— начал он.— Может быть, я был недостаточно откровенен. И был неправ, требуя твоей помощи.

— Это было чудовищным эгоизмом.

Ее ответ звучал не особенно ободряюще, но он продолжал.

— Вероятно, это произвело на тебя ужасное впечатление. Но забудем об этом. Мне удалось уже раздобыть деньги.

— Каким образом?

— Я одолжил ценные бумаги, которые банк принял как гарантию.

— Одолжил?

— Да, Но, говорю откровенно, рискую очень многим. Во всяком случае, это единственный шанс выйти из затруднения.

— Ведь ты ничего не понимаешь в коммерции, запутаешь дела больше прежнего.

— Мне недостает практических знаний, но есть коммерческие способности, которые не имел еще случая применить. Отец был талантливым дельцом, а наследственность играет большую роль.

Она равнодушно взглянула на часы.

— Итак, что ты хотел сказать? Я хочу пораньше лечь. Завтра бал.

— Я участвую в трудной борьбе и хотел просить о нравственной поддержке, которую муж вправе требовать от жены.

— Это что за новости?

— Может быть, ты не считаешь это нужным, скажи прямо, и я не буду больше надоедать. Но не согласишься ли все-таки мне помочь?

— Каким образом? Отдав ожерелье и купчую?

— Вовсе нет. Я уже сказал, что отказался от этой мысли. Дело в следующем: для спасения фирмы решился на крупную спекуляцию. Моей главной опорой является кредит, который по-прежнему стоит непоколебимо. Все конечно, знают о понесенных нами убытках, но полагают, что при нашем богатстве это не имеет особого значения. Этот кредит — основа моего предприятия. Я должен во что бы то ни стало сохранить его. Во время борьбы все должно идти, как обычно. И в этом ты можешь помочь. Я вынужден оставаться некоторое время вдали от общества, но хочу, чтобы ты часто выезжала и принимала у себя. Мы никогда не оповещали о наших приемах в газетах. Пожалуйста, позаботься, чтобы на будущее это правило было отменено. Пусть все знают, что платье для ближайшего бала ты получила из Парижа воздушной почтой. В конце следующей недели ты дашь ужин.

— Подумал ли ты, что все это стоит денег?

— Греторекс выдаст тебе, как обычно. А вот еще 500 фунтов. Не хочу, чтобы ты нуждалась в деньгах. С другой стороны, должен соблюдать строжайшую экономию. Нам не нужно второго авто?

— Если ты собираешься разъезжать на извозчиках, нет.

— На следующей неделе продам своих пони и дом в Мелтюне.

— Это не раскроет твоего обмана?

— Нет. Я сказал, что отправляюсь с поло-клубом в Южную Америку, и поручил агенту подыскать в Мелтюне другой дом, который, разумеется, найду неподходящим.

— А если все-таки крах?

— Тогда мне все будет безразлично.

— Все?

— Если это не удастся, я исчезну.

— А что будет со мной?

— Я думаю, ты легко обойдешься без меня,— с горечью заметил он.

— Но материально?

— Ты не останешься нищей.

— Немногим богаче нищей. Ты возмутительно относишься ко мне. Твоей главной заботой должно было быть обеспечить меня.

Он задумчиво посмотрел на нее: лицо приняло жесткое выражение, ни единого слова сочувствия не проронили губы, ни единого слова одобрения его энергии. Она глубоко была убеждена в дурном исходе дела и думала только о своей судьбе.

— Это едва ли возможно. Если моя попытка удастся, тогда не о чем заботиться. Если нет, суд отберет у тебя все, что тебе дам.

Она презрительно рассмеялась.

— Неужели серьезно думаешь, Гарвей, что такой невежда, как ты, может в одно прекрасное утро появиться с пустыми руками в Сити и начать загребать деньги? Это все смешной блеф. И в этом я должна принять участие? В ближайшие же дни решу, что делать.

Она поднялась. Его взор следил за ней с вновь пробудившимся интересом. Ее гибкая фигура была очаровательна. Золотые волосы чудесно подходили к синим глазам. Она была, без сомнения, очень красивой женщиной. Но он понял, что их отношения окончательно порваны — она к нему совершенно равнодушна.

— Этот Фардаль,— сказал он,— не смеет больше являться сюда. Я распоряжусь, чтобы не принимали. Или ты сама это сделаешь?

Она посмотрела на него с ледяной усмешкой.

— Ты прав, я распоряжусь. Ты не думаешь, конечно, что этот человек интересует меня чем-нибудь, кроме своих денег?

— Конечно. Но этим он может заслужить твою благосклонность и с этой точки зрения опасен мне как супругу.

— В твоих устах это звучит почти оскорблением.

Он молча закрыл за ней дверь.

9

Через неделю цены начали подниматься, и никто уже не сомневался, что положение на рынке изменится. Беннет, многолетний представитель фирмы в Нью-Йорке, слыл чрезвычайно осторожным человеком и ежечасно телеграфировал в Лондон, прося расширения своих полномочий для дальнейших закупок. Гарвей неотступно поддерживал его. В пятницу вечером Греторекс вернулся в сопровождении одного из представителей и поспешно прошел в кабинет Гарвея. Взволнованный, он положил перед ним телеграмму.