Энн Стюард - Черный лед Страница 13

Хлоя вдруг совершенно протрезвела. Глядя в темное спокойное лицо Хакима, она проглотила комок в горле. А потом заставила себя рассмеяться, снимая напряжение.

— Наверное, мне нужна карта, чтобы ходить по этому замку. Если вы укажете мне направление к моей комнате, я туда и пойду. Я замучилась.

Он так и не отпустил ее плечо. У него были толстые уродливые руки и пальцы, похожие на сосиски, поросшие черными волосами. Он ничего не сказал, и на одно короткое безумное мгновение ей показалось, что он собирается втолкнуть ее обратно в пустующее крыло замка, где ни одна душа не услышит ее крика.

Затем здравомыслие вернулось, да и Хаким выпустил ее, и, хотя его улыбка не являла собой ничего приятного, все же это была улыбка.

— Вам следует быть осторожнее, мисс Андервуд, — предупредил он. — Кое-кто здесь может оказаться поопаснее, чем я.

— Опаснее?.. — Она едва сумела сдержать дрожь и голосе.

— Например, месье Туссен. Он может быть просто очарователен, но вы мудро поступите, если станете держаться от него на расстоянии. Сегодня вечером я видел вас двоих в холле и испытал немалое беспокойство. За вас, мисс Андервуд.

Было достаточно темно, и он не мог видеть, как жарко вспыхнули ее щеки.

— Он просто показывал мне дорогу в библиотеку.

— Губами?.. Будь я на вашем месте, я оставался бы за пределами его досягаемости. Этот человек пользуется дурной славой. В том, что касается женщин, аппетит у него ненасытный, а вкусы, скажем так, странные. Я буду чувствовать себя ответственным, если вы попадете в беду, пока здесь находитесь. Я ведь, в сущности, прежде всего ваш наниматель и не хотел бы, чтобы с вами стряслось несчастье.

— Я тоже этого не хочу, — кивнула Хлоя.

— Налево, затем два коридора, затем два раза направо.

— Прошу прощения?..

— Путь до вашей комнаты. Или вы хотите, чтобы я вас проводил?

Хлоя сумела не показать, как сильно ее передернуло.

— Я справлюсь, — сказала она. — Если опять потеряюсь, то закричу.

— Конечно. — Холодный голос Хакима прозвучал неутешительно и ничуть ее не ободрил.

Но она каким-то образом умудрилась добраться до своего коридора без дальнейших ошибок, и там ее никто не дожидался. Ненасытный месье Туссен, должно быть, уже выбрал себе партнершу на ночь, подумала она с легкой досадой и распахнула свою дверь.

Кто-то здесь побывал. Ключей тут не существовало, не впустить постороннего не было возможности, и ощущение нарушенного пространства непрерывно действовало на нервы. Она встряхнула головой, пытаясь отогнать призрак паранойи. Чем и кого могла заинтересовать нанятая на работу переводчица?

Постель была разобрана, поверх нее лежала одна из невесомых ночных сорочек Сильвии, а на золоченом прикроватном столике стоял поднос с хрустальным графином и коробкой шоколада.

— Расслабься, идиотка, — громко сказала она вслух, чтобы нарушить тишину, затаившуюся в комнате. — Это всего лишь горничная.

Ей захотелось свалиться в постель немедленно, и она стянула через голову творение из кружева и шелка. Если бы она еще хоть что-то соображала, то сразу бы легла, но столкновение с Хакимом отбило у нее сон. Глоточек бренди будет как раз кстати.

Она не была специалистом-дегустатором, но чувство вкуса имела отличное, а коньяк отдавал чем-то непонятным. Какое-то легкое послевкусие, которое она не смогла определить. Что-то металлическое, как ей показалось, — но в таком месте, как Шато-Мирабель, никогда не подали бы плохой коньяк. Должно быть, у нее опять разыгралось воображение. Зато она сразу ощутила, как восхитительное тепло разливается по телу, а глаза закрываются сами собой. Сегодня ночью она будет спать крепко-крепко, и никаких снов. И никакого Бастьена Туссена.

И только тогда она ощутила легчайший ароматный след, задержавшийся в воздухе. Тонкий, характерный запах одеколона, который инстинктивно вызывал возбуждение. И тут она вспомнила. Шелковые отвороты костюма от Армани. Бастьен. Как же это…

Хлоя попыталась отставить бокал на поднос, но тот оказался гораздо дальше, чем она думала, вообще за пределами ее досягаемости, и бокал упал на пол, слабо тренькнуло стекло, разбившись вдребезги, и сама она сползла вслед за ним на ковер.

Не настолько уж она много выпила, подумалось ей, когда она попыталась сесть. Один глоток коньяка никак не мог довести ее до такого состояния.

Но с очевидностью спорить не приходилось. Кровать была такой высокой, взобраться на нее оказалось так трудно… Обюссоновский ковер под ней был мягок, как пух, и если она будет осторожной и не заденет острых осколков стекла, то сумеет свернуться уютным калачиком и погрузиться в глубокий блаженный сон…

Бастьен переступил порог ее комнаты и тихо прикрыл за собой дверь. Ему незачем было соблюдать крайнюю осторожность — он знал, где располагаются камеры слежения, и мог миновать их, не обнаруживая себя. Кроме того, он известен как истый донжуан, и ни у кого не вызовет удивления тот факт, что он покоряет очередную увиденную им красотку.

Впрочем, эта девушка не была красавицей. Он стоял над ней, разглядывая свернувшееся калачиком тело. Она была мила. Нет, не совсем подходящее слово. У нее хорошее телосложение, правильные черты, сладкие, чувственные губы.

Сладкие? Мила? Пожалуй, она лучше, чем он о ней думал. Ведь ухитряется же она выглядеть совершенно безобидной личностью.

Бастьен просунул под нее руки, поднял и переложил на кровать. Хлоя стерла макияж — может быть, поэтому и выглядела такой невинной. Ночная рубашка на ней была очень дорогой, на тонких атласных завязочках спереди. Одну за другой он развязал их, и рубашка разошлась в стороны, освободив ее тело.

Хорошее тело. Ягодицы несколько более пухлые, чем у большинства молодых француженок, грудь тоже пышнее, но в целом молодое, сильное, отлично сложенное. Ни единого признака суровых тренировок, через которые она должна была пройти. Нежная мягкость рук и живота подсказали ему, что она должна быть горяча и желанна в постели.

Кого он хочет обмануть? Она перережет ему горло в постели, если он ненароком отвлечется. А траханье, что ни говори, отвлекает.

На ее коже были отметины — под самой грудью. Красные линии, по которым он провел пальцем, пытаясь определить, какую пытку она вынесли в далеком прошлом.

Тут он улыбнулся. Не в таком уж далеком — она попросту надела лифчик, который был ей слишком тесен.

Ни одна известная ему женщина не стала бы носить тесное белье, если бы ее к тому не вынуждало отсутствие выбора. Взгляд Бастьена скользнул по ее длинным ногам и остановился на ступнях. Линии там оказались еще более выразительными — она к тому же надела туфли не по ноге.