Невезение. Сентиментальная повесть - Виталий Авраамович Бронштейн Страница 14

Евгения в безучастном сомнамбулическом состоянии начнет расстилать кровать, он подойдет к ней сзади, повернет к себе ее горячее лицо и надолго прильнет к податливым губам. Это безумно приятно, но она знает, что ей ни в коем случае нельзя терять над собой контроль. Поэтому через какое-то время она заставит себя оторваться от него и уйдет в ванную. Там она разденется, аккуратно сложит одежду и посмотрит на себя в зеркало. Так и есть. На теле выступило несколько красных пятен. Это у нее с девичества. Тяжелые белые груди еще не потеряли упругости. На них болезненно выделяются заметно припухшие и посиневшие соски. Чтобы унять возбуждение, она пускает холодную воду. Под колючими струйками кожа съеживается, покрывается мелкими пупырышками. Она успокаивается. Появляются непрошенные мысли. Что привнесет в ее жизнь человек, который остался ждать ее в комнате? Будет ли ему хорошо с ней так, чтобы он захотел прийти опять? Главное — держать себя в руках, не давать воли той всепоглощающей волне, которая, слава богу, не так часто, полностью лишает ее всякого самоконтроля и приводит в такое состояние, когда с ней делается черт знает что, и после она сама себе противна…

Она насухо, до исчезновения пупырышек, растирает тело махровым полотенцем, надевает свежие легкие трусики — ведь знала же, знала, что все будет именно так, оставила их в ванной заранее; взяв в руки ажурный лифчик на мгновение задумывается, затем решительно откладывает его и набрасывает на себя халат. Все это занимает от силы несколько минут.

Она входит в комнату. Василий Иванович курит. Господи, какое у него серьезное, мужественное лицо… Она берет со стола подсвечник и, не отрывая глаз от своего визави, поочередно задувает свечи. В комнате становится абсолютно темно. По хрусткому шороху накрахмаленных простынь он догадывается, что Евгения уже в постели. Раздевается в густой темноте. Неслышно подходит к кровати. Глубокий поцелуй. У Евгении неожиданно прохладное тело. На мгновение ей становится страшно. Она боится не его, а себя. Какие у него властные руки… Кажется, их не две, а много, очень много… Ее тело невольно начинает отзываться на эти прикосновения, дыхание сбивается, она пытается совладать с собой, но это дается ей все тяжелей и тяжелей.

Господи, как он нетороплив, сколь медлительны его движения, как он бесчувствен: неужели все еще не замечает, как послушно откликается ее тело на его ласки… Чтобы погасить в себе возрастающее желание, она пытается думать о чем-нибудь постороннем, но ничего с собой не может поделать: чувствует, как напрягаются у нее ноги, и все ее тело, как бы бросая вызов своей хозяйке, постепенно выходит из-под контроля разума и начинает мерно, неуправляемо колыхаться…

Желая прекратить эти постыдные (для впервые пришедшего в ее дом мужчины) движения, боясь упасть в неодолимую бездну страсти и оттолкнуть тем его, Евгения кусает свою руку, кусает сильно, еще и еще, на глазах ее слезы отчаяния, но боль никак не приходит, и тогда, уже затуманенная, она, наконец, не выдерживает и жалко, не своим, а каким-то чужим, противным и хриплым голосом молит его: ну приди же, приди…

***

Утром, идя на работу, я стараюсь не вспоминать прошедшую ночь. Было жаль Евгению, брала досада на себя. Правда, она, умница, все пыталась утешить: мол, ничего, так может быть с каждым, не переживай, мне и так с тобой очень хорошо… Это казалось еще более обидным. Ну, мрак прямо какой-то…

В зоне тоже часто говорили на эту тему. Рассказывали, что такое происходит со многими после длительного перерыва. Главное только, не брать дурное в голову — и все пройдет. Тем не менее, сердце саднило.

Гл. 8

Магазин открывала Альбина Петровна. За непродолжительное время работы здесь я неплохо раззнакомился со всеми работниками своей смены. Альбина Петровна, например, по ее собственным словам, «несла свой тяжелый крест». Этим крестом был ее единственный, любимый и ненаглядный сын Петенька, или, как его все называли в магазине — Пеца. Редкая смена обходилась без того, чтобы этот Пеца — здоровенный двадцатипятилетний бугай с маленькой головкой дегенерата на мощных плечах — не заходил к матери с одной и той же фразой:

— Привет, ма! Тут у меня наклевывается одно дельце — подбрось-ка мне «дурной червончик»!

Альбина Петровна давала деньги без лишних слов. Только горестно пожимала губы и прятала глаза. Я пару раз замечал, как она после его визитов плачет в подсобке. Иногда заведующая приходила на работу в синяках. Девчата говорили, что сынок бьет ее по пьянке. В смене все обо всех знала Валя-маленькая. Эта полная рыженькая коротышка была на удивление доброжелательна. В ее приземистом нескладном теле царил восторженный пылкий дух. Она болтала без умолку, умела делать одновременно несколько дел: и покупателей обслуживать, и вести долгий, обстоятельный разговор со своими подружками. У нее был довольно редкий дар: поразительное чувство пропорции веса тел и их объема. Когда выпадает свободная минутка, я с интересом наблюдаю за ее работой. При взвешивании колбасы в восьми случаях из десяти она получает нужный вес «с одной руки» — с первого раза. Покупателей, которые в нашем магазине впервые, это очень впечатляет. Люди даже переглядываются. Некоторые после этого подходят к контрольным весам, но тут же уходят, не глядя по сторонам, — вес всегда оказывается на удивление точным.

Если у кого-то из продавщиц назревает ссора с покупателем, Валя-маленькая неизменно спешит на выручку. Своим вечно улыбающимся круглым лицом, густо усыпанном оранжевыми веснушками, бойкой речью — скороговоркой, обильно сдобренной меткими простонародными словечками, она умеет найти подход к каждому покупателю. Ей где-то под тридцать. Холостячка, она живет в семейном общежитии. В магазин частенько заходят ее односельчане. Рассказывают ей сельские новости, спекулируют ее добротой: отказать им Валентина ни в чем не может. Уходят от нее обычно довольные, тяжело нагруженные теми продуктами, которых в свободной продаже почти не бывает.

У них с Валей-большой какие-то сложные отношения. Скорее всего, это дружба, причем, довольно крепкая, хотя, на первый взгляд, кажется, что они непримиримые враги.

Валя-большая являет собой яркий тип «ломовой» женщины. Эдакая «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Причем, не войдет, а забежит, да еще и поддаст лишнего огоньку.

Высокая, сутулая, с ногами ровными, как палки, быстрая и резкая в движениях, она немногословна и язвительна. Длинная стрижка подчеркивает лошадиное лицо с плоскими, чуть вывернутыми губами, обнажающими при постоянной кривой ухмылке крупные неровные зубы. Она тоже не замужем.

— Ничего, подружка, — любит ей говорить Валя-маленькая, — наше от