Алла Полянская - Одна минута и вся жизнь Страница 15

«Я всегда могу начать с тех, кого знаю. А кого я знаю? Полковника Панченко, адвоката Иванову. Ну, мент – крепкий орешек, а вот девка… Она меня тогда сильно раздражала. Что ж, с нее и начну».

Дана садится в электричку. Она устала, у нее с собой нет ничего, кроме сумочки, в которой немного косметики, деньги и голубая шелковая рубашечка. Дана взяла ее в память о розовой комнате. Через два часа электричка останавливается. Станция Торинск.

Их старая квартира на Третьем участке пустует уже много лет, Вячеслав Петрович так и не удосужился продать ее. У Даны есть ключ, она держала его в косметичке как сувенир. Теперь он пригодился.

Вот знакомый подъезд, Дана поднимается на пятый этаж. Обитая коричневым дерматином дверь с номером «28». Дана поворачивает ключ и входит.

Квартира встречает ее многолетней пылью. Здесь почти пусто, если не считать мебели в ее комнате и немного – на кухне. Но Дане много не надо, только прибраться – и все, можно жить.

Она достает приобретенный сотовый. Если Виталька нашел записку, значит, уже ищет ее. Срочно нужен Цыба.

– Привет. – Дана дозвонилась сразу.

– Ты просто сумасшедшая. Где ты?! – кричит он.

– Ты один?

– Пока – один. Куда ты подевалась? Виталька тут с ума сходит!

– Цыба, садись в машину и приезжай на мою старую квартиру.

– Не понял.

– А ты подумай.

– Так она еще ваша?

– Ты ничего не скажешь Витальке и своей жене. Приедешь?

– Я уже развернул машину, кума. Через час буду.

– Привези чего-нибудь поесть.

– Ты ненормальная.

Дана зажигает свет и принимается за уборку. Она открывает шкаф. В нем какая-то старая одежда, еще со школы. Дана свободно влезает в школьное платье.

– Э, да я, оказывается, хорошо похудела, если теперь это платье мне впору. Месяц назад я в него нипочем бы не влезла. Ты узнала меня? – Дана хочет снова почувствовать эту квартиру. – Я думаю, узнала. Ты считаешь, что я спятила? А может, я такая и была?

Когда Вадик позвонил в дверь, квартира была чисто убрана.

– Ты ненормальная.

– Точно. Хорошо, что только ты это заметил. Ты прав. Я хочу есть, ты привез?

– Привез. – Вадик сердит на Дану. – И еще вот это, заехал в магазин. Сорвалась с места, ничего не взяла. Там шмотки, бери. Холодно становится, простынешь. Данка, ты спятила, не иначе.

– Давай поедим. – Она раскладывает продукты на кухне. – Значит, так. Ты нужен мне, вернее, твои связи. Не делай возмущенный вид, Цыба, ты что, не узнаешь меня? Это же я, кум, ау! Мне понадобятся новые документы, да лучше прежних. Ну, и прочее, что полагается. И у меня есть чем за это заплатить.

– Что ты собираешься делать?

Дана показывает левую ладонь. Рубец уже стал заживать. Вадим не верит своим глазам. Это уж слишком. Такой он Дану видел, но это было в другой жизни. И совсем давно, почти в детстве.

– Ты хочешь сказать, что решила убить гада, сбившего Анюту?

– Да.

– Ты знаешь, кто он? Откуда у тебя столько денег?

– Он заплатил мне.

– Заплатил? Сам?

– Почти.

– Ясно. – Вадим чешет в затылке. – Но как же… Он заплатил тебе, а ты его убьешь? Нарушишь слово?

– Нет, дорогой. Он заплатил мне, чтобы я согласилась прикрыть дело. В договоре ни слова не сказано о том, что я не могу убить его, понимаешь?

– Ну, столько-то и я понимаю. Ему такое и в голову не пришло. Плохо он изучил твое досье. И я по-прежнему думаю, что ты спятила. У тебя ничего не выйдет, погибнешь зря – и все. Данка, не дури. Давай поедем домой, ты обо всем постараешься забыть, начнешь…

– Забыть? – Дана смотрит на Цыбу пустыми глазами. – Это ты хорошо сказал – забыть. А вот ты, кум, ты бы забыл? Ну, скажи, ты бы смог просто взять и забыть – если бы это был твой ребенок?! Отвечай!

Дана смотрит в глаза другу, Вадим не выдерживает и отводит взгляд.

– Нет. Но я все-таки мужик.

– А мой мужик не может отомстить. Он погиб. Значит, теперь моя очередь. Так что хватит разводить дискриминацию по половому признаку. Поможешь мне?

– А у меня есть выбор? Если я откажусь, ты же не остановишься, пойдешь искать кого-то другого и вляпаешься в дерьмо. Данка, я тебя одну не отпущу.

– Отпустишь, Цыба. Отпустишь. У тебя – семья, тебе есть что терять.

– А тебе?

– А что терять мертвой? Меня нет, неужели ты этого не видишь?

– Вижу.

6

Крат ждал сообщения от парней с Варны. Он представлял, как ненавистную высокомерную выскочку избивают, рвут на части… Его маленькие твердые кулачки сжались, он с шумом втянул в себя воздух – при одной мысли об этом у него начиналась эрекция. Крат шмыгнул в ванную и закрылся изнутри.

– Ты что там делаешь, гаденыш?

Это мать. Крат ненавидит ее сильнее, чем всех остальных. Он боится этого чувства, но ничего не может поделать. Все ненавидят его мать – толстую, неопрятную и злобную. Крат иногда представляет себе, что он с ней сделает когда-нибудь, когда вырастет.

– Руки мою.

– А заперся зачем? – Зинкин голос злорадно взвизгивает. – Знаю я, какие руки. Выходи, тварь такая, да слюни утри сперва. И в кого ты такой убогий уродился?

Крат выходит из ванной, не успев увернуться от крепкого подзатыльника.

– Я пойду на улицу.

– Иди, змееныш. Другие дети как дети, а тут…

Крат не слушает ее причитаний, он знает их наизусть. Ему нет дела до матери, придет время, он по-своему разберется с ней.

– Ненавижу!

Его маленькие твердые кулачки сжимаются. Ну, где эти идиоты? Неужели карточный долг не вернут? Вернут, никуда не денутся.

– Привет, Крат.

Он останавливается. Перед ним стоит его давний недруг и соперник – Танкер.

– Слыхал я, что ты «заказал» Бешеную Кошку парням с Варны. Это правда?

– Тебе-то что?

– Да так, интересуюсь. – Крата всегда раздражала правильная речь Танкера и его отмытый вид. – А тут ты идешь. Дай, думаю, спрошу.

– А если и правда, тебе-то что?

– А то. Дурак ты, скажу тебе как своему. Кто же так дела делает?

– А что?

– Ты скажи мне: кто умный такое поручает «шестеркам»? Если хочешь, чтоб дело было сделано, головой надо думать. Уже весь Третий знает, что ты затеял, сечешь?

– Ну и что? Меня там не было, скажу ментам: пошутил.

– Ну, да, ментам-то ты скажешь. А Цыбе и Витальке ты это тоже расскажешь?

– А че! Им какое дело?

– Раскинь тем, что у тебя вместо мозгов, Крат. Кто у них главный?

– У них эта… демократия.

– Хренократия. Тормоз ты, Крат. Они Кошку берегут, как хрустальную. Не станет ее – думаешь, Цыба к тебе побежит? Хотя, побежит, конечно. Чтоб голову тебе оторвать.