Элина Самарина - Сепсис Страница 15

— Нет проблем, — усмехнулся Лекс. И тут же жестко пресек услужливый порыв вскочившей с места Влады. — Сиди, я сам.

…Прогнозы Лекса стали оправдываться после трех или четырех тостов. Патрик явно пьянел. Стал забываться, и свой томный взгляд адресовал не только Владе, но и Алексею. С глазками он вообще перебарщивал: иногда так закатывал зрачки, что казалось — начался обморок. Речь его стала заторможенной, но безостановочной. Алексей, когда Влада вышла к балующимся детям, рассказал анекдот — со значением:

— Знаешь, Гарик, есть такой анекдот. Одному застольнику другой говорит: с тобой хорошо дерьмо есть. «Почему?» — спрашивает тот. — Так ты же никому рот не даешь открыть!

Игорь слабо рассмеялся, но тут же объяснил:

— Я знал этот анекдот.

Не обиделся… Интересно: намека не понял или от высокомерия.

Вернулась Влада. Утихомирила детей, но и успела прическу поправить, — отметил с досадой Алекс.

— Коньяк — напиток благородный. — Игорь нравоучительно поднял палец. — Его надо не потреблять, а смаковать… Вот так: маленькими глотками. Только тогда постигаешь всю прелесть этого напитка.

Он действительно не пил, а отпивал. Как кофе. И каждым глотком с видом гурмана полоскал рот. Однако этой винной эстетики хватило ненадолго. Уже на пятой порции актер спекся: когда Алексей подливал, он придерживал бокал и нетерпеливыми подталкиваниями побуждал Лешу наливать щедрее. Он замолкал и внимательно следил за наливом. И глазки строить перестал.

Забыл, наверное. Или утомился. Уже не смаковал, выпивал всю порцию — граммов сто — тремя глотками. При этом кадык его бегал, как челнок на ткацком станке.

— Вообще-то я русский. Моя настоящая фамилия — Патрикеев. А Патрик — это псевдоним. Артисты, ик! часто себе звучные фамилии берут. А у вас, — обратился к Владе, — хорошая, сценическая внешность. Я могу оказать содействие… если, ик! Я много, что могу…

Лекс с затаенным торжеством наблюдал за происходящими во Владе метаморфозами. И заметил, как разочаровывает ее недавний кумир.

Он подмигивал жене дальним от Игоря глазом. На первое подмигивание она укоризненно покачала головой, на второе — ответила солидарной улыбкой. Влада уже явно томилась за столом.

— Коньяк, ик! конечно, благородный напиток, но, ик! действует как мочегонное. Где у вас можно… отлить? Извините, конечно.

Влада резко поднялась.

— Что вы! Что вы! — В порыве великодушия Игорь замахал руками. — Не надо! Я сам… Вы только подскажите, где это, ик! а я сам…

Последнее он говорил уже в спину удаляющейся Влады. Даже спина выражала полнейшее разочарование.

— Так, где у вас… дальняк? Я, кажется, видел… ик! Когда мы шли — там такая белая дверь. А, Леша? Это, кажется, вон за той дверью?

— Да, — холодно подтвердил Алексей. — Только этот туалет — для членов семьи. А дальняк у нас во дворе. Но там собака. Так что придется потерпеть. А, Гарик?

После этого, если появлялся Патрик на экране, Влада немедленно переключала канал. Да и к другим «звездам» стала относится уже не столь трепетно. Снял с нее Лекс розовые очки.

Часть вторая

Люди гибнут за металл

— Фауст, сколько же можно тебя искать?! — ностальгически знакомый голос картавил в трубку. Павел напряженно сопел, пытаясь вспомнить. А собеседник продолжал резвиться: —Да, вижу, не узнал. Где уж нам? Вы вон как высоко взлетели, а мы — мелкая тля. Где уж…

— Дусик! — радостно воскликнул Павел. — Дусик, семь якорей тебе в глотку!.. Ты откуда? Из Обетованной?

— Из Обетованной. Прямо из ее сердца. Из Москвы. Ты же знаешь, что для меня землей обетованной всегда был СССР. А теперь — Россия… Видимо, нам, аидам, на роду написано тосковать по родине. Сейчас, когда в Израиле живу, — по Москве тоскую.

Павел, зажав трубку между ухом и плечом, достал сигарету. Дусик — точнее, Эдик Стариков, его школьный приятель, — навеял воспоминания: о школе, о том времени…

Стариков был одним из лучших в классе. В отличие от многих других отличников, этот за пределами школы был борзым, драчливым. И азартным бабником — в самом завидном смысле слова — был Эдик.

Отец его работал в каком-то министерстве большой шишкой. Семья была обеспеченной, дружной. И очень патриотичной. Павел часто вспоминал, как нервничал и сердился отец Эдика, Григорий Евсеевич, если кто-то из знакомых или родни вдруг уезжал:

— Не понимаю я вас. Не могу, да и не хочу! Что это за, непонятного происхождения, тяга обнаружилась на старости лет?! К чему тяга? К Родине? Так здесь же твоя родина. Вот здесь! Где первые капли молока материнского всосал. Родина — это земля, которую ты своими первыми шажками попирал. Что это за родной язык, который тебе надо на старости лет изучать? А все равно будешь в сознании на русский переводить… Не могу понять вас.

— Да здесь же детям дороги нет! — возражали ему. — На каждом шагу только и слышишь: жид! жидовская морда!

— Ну а ты ответь: русская морда. Или, там, украинская. Ведь что такое жид? Это польское произношение слова «аид» или «йуде». Что оскорбительного в этом?.. А то, что детям дороги нет, — вы меня извините! Если ребенок туп безнадежно и бездарен — ему нигде дороги не будет. А если он умен и деятелен — он и здесь стезю найдет. И никто ему не перегородит дороги. Пусть это звучит нескромно, но вон мои Саша и Эдик — сами на свою дорогу вышли. И вон как размашисто шагают.

Вот такая позиция была в семье Стариковых.

И вдруг — в девяносто третьем или девяносто четвертом — всей семьей в Израиль переехали. Вот тебе и патриотизм. Вот тебе и «не хочу и не могу понять»!

— Ты надолго? — спросил Павел, вернувшись из воспоминаний на «землю обетованную».

— На неделю. Здесь у нашей тети Клары — помнишь ее? — сын женится. На свадьбу приехали.

— А как там Григорий Евсеевич?

— Не «там», а здесь. Он тоже приехал. Так что, Фауст, давай завтра к нам. Посидим, водочки попьем, старое помянем. Договорились? Завтра в 19 часов ждем. У тети Клары.

…Застолье уже подходило к концу, когда Стас, новоявленный жених, вдруг поднял на дядю опьяневший взгляд:

— Вот вы, дядя Гриша, на свадьбе тост сказали — за Россию, за Москву, — он произнес это несколько пародийным тоном. — А если так Россию любите, что же уехали?

Григорий Евсеевич посмотрел на него со снисходительной улыбкой. Ничего не ответил.

— А в самом деле, Григорий Евсеевич, — вставился Павел, — и меня тоже это интересует. Ведь вы были «на коне». Должность высокая, и квартира в самом центре Москвы. И Эдька с Сашей так раскрутились… Извините, конечно, что этой темы касаюсь. Понимаю, деликатная это проблема, но любопытство… Меня этот вопрос очень долго мучил.