Людмила Бояджиева - Умереть, чтобы жить Страница 15

— Да, повезло, — нейтрально прореагировала Аня, почувствовав острый укол противной зависти.

— Его папаша поднапрягся, мой нажал на все рычаги. Теперь я — супруга посла! Если честно, жутко отсюда свалить хочется. Ну посмотри на все это убожество? — Алина кивнула на ободранные фасады особняков. — Будто только что война пронеслась.

В кафе «Метелица» они заказали фирменное мороженое и шампанское. Алина брезгливо щелкнула наманикюренным ноготком по металлической вазочке:

— Совковая нищета! И ложка липкая, общепитовская. Хоть для шампанского не граненые стаканы принесли. Но и далеко не хрусталь… Ладно. За что выпьем?

— За Колумбию, наверно. Пусть там ничего не липнет, все сверкает, цветет и пахнет!

— Идет! — поддержала Алина. — Ну а ты-то что про себя молчишь? Выглядишь спортивно, — снисходительно оценила она джинсовый костюм и белые теннисные тапочки Ани.

— Я ж с занятий. Сегодня курсовую отрабатывала — не до нарядов.

— А-а… Слушай, ты в институт попала?

— Учусь на втором курсе училища. Хореографом буду.

— В рабочем клубе или дворце пионеров кружком руководить? Поздравляю, увлекательнейшее дело. Контингент-то хоть приличный?

— Нормальный. Как раз по мне.

Они сидели у окна, смотря на проходящую мимо толпу совсем по-разному. И вовсе не были похожи на «сестричек-Снегурочек», даже на близких подруг.

— Жуткий вид у нашей столицы. Все какое-то обшарпанное, и эти бесконечные приезжие с сумками и разинутыми ртами. В домашних тапочках бабехи, потные, отечные, злые…

— Да они ж по целому дню в очередях стоят, а потом на себе эти тюки домой прут в какую-то там Тулу. Далека ты от народа, госпожа дипломатка, вздохнула Аня. — Да и зачем тебе, собственно, в эти проблемы вникать…

Помолчали, поковыряли растаявшее мороженое.

— Слушай… Мы ведь не скоро увидимся… — Алина положила на стол пачку «Салем», щелкнула зажигалкой и затянулась. — У меня сложилось ощущение какого-то недоразумения…

— Ты про что? Все нормально. У каждого взрослого человека своя жизнь. Я на Ингу Фридриховну не в обиде. Она имела повод осуждать мое поведение… Ну, эта история на чердаке… — Аня смутилась.

— Вот-вот! Вроде у тебя, по моим словам, шашни с Денисом были, а потом он ко мне переметнулся. Но моя маман рассудила так: вовремя переориентировался разумный карьерист. Семейство Южных вообще не промах. И браку моему не препятствовала. Мало что парень по молодости творил, главное, вовремя спохватился…

— Значит, все утряслось.

— Но ведь он тебе, вроде, слегка нравился? — жестко посмотрела Алина в Анины избегающие столкновения глаза.

— Естественно. Как и всем девчонкам в Ильинском. Первый парень на деревне… — Аня лихорадочно соображала, рассказал ли Денис супруге о тогдашней победе над невинной дурочкой.

— Еще бы! Он в их дачной компании самый продвинутый в постельных делах был. Такой сервис! И стихи тебе читает, и «Кама сутру» всю на практике демонстрирует. — Алина с удовольствием прищурилась. — Я и не устояла… А ты молодец, что тогда его отшила.

— Я?!

— Он сам так сказал. «Анюта отвергла мои гнусные домогательства. А я и не настаиваю, когда речь идет о наивных дурочках…» Ну, в смысле, невинных девчонках.

— Наивная дурочка — это, точно, я… Пошли, Лина, я же мать не предупредил, что задержусь.

Алина серьезно посмотрела на Аню. — Я вот что тебе, собственно, сказать хотела… Я ж твоя должница… Ну… тогда… обещала при случае за тебя заступиться. Так я серьезно поговорила с мамой. Она обещала, что непременно поможет тебе, если возникнут какие-то затруднения.

— Какие ещё затруднения? У нас все в порядке.

— Да ты не отпирайся! Мало ли что может возникнуть. Ну, с деньгами, с работой…

— Брось ты, Алина… Поезжай спокойно в свою цветущую Боготу, а мы тут как-нибудь перебьемся. Демократию и плюрализм, как говорит Михаил Горбачев, строить будем.

— Плюрализм не строят. Его имеют. Ну, ты меня понимаешь? — Подмигнула Лина.

…Аня не поехала провожать Алину в аэропорт. У неё поднялась температура и болело горло. Лишь смогла прошептать в телефонную трубку пару прощальных слов, а потом улеглась, закутавшись до ушей одеялом, и стала смотреть в серый прямоугольник окна, окропленный дождем. Представила прибытие четы Южных в столицу Колумбии. Корректный господин из тамошнего департамента в посольском автомобиле отвезет их в шикарный особняк с ухоженным садом и голубым бассейном. На открытой террасе, завитой цветущими розами, белеет в благоуханной тени столик с плетеными креслами и колышется на ветру вишневая скатерть. Кругом бархатный лужок, вазоны с пестрыми цветами.

Вслед за темнокожей прислугой Алина обойдет дом, сжимая локоть Дениса. Они счастливо переглянутся в солидном кабинете и надолго задержатся в нарядной спальне с распахнутой прямо на цветущую лужайку стеклянной стеной. Приняв ванну с благоухающей пеной, Алина набросит кружевной пеньюар и томно возьмет у мужа приготовленный для неё бокал вина.

— Ты переутомилась, дорогая, — скажет заботливый Денис Сергеевич, — Я велю подать ужин на террасу. И постараюсь взбодрить тебя.

— Ах, оставь! Мне вовсе не до этого, — Алина увернется от жарких объятий. — Я думаю о тех, кто остался в Москве. — Она устремит затуманенный слезой взгляд в северное окно, словно пытаясь разглядеть за пронизанным солнцем кустом олеандра дождливую столицу Союза. — Ну скажи, милый, почему так несправедлива судьба? Ведь Аня лучше, намного лучше меня. А жизнь у неё не складывается. Бедная моя сестричка…

И она заплачет. Побегут ручейки по бледным щекам, розовому гипюру, по прозрачному хрусталю вздрагивающего в руке бокала, как бежит в Анином окне октябрьский дождь…

Пройдя на цыпочках в комнату дочери, Верочка встряхнула лежащий на тумбочке градусник, легкой ладонью коснулась Аниного лба и выключила счет.

10

Прошло два года. Аня тщетно ждала вестей от Алины. Стало ясно прочитанная книга заброшена на дальнюю полку, чтобы никогда уже не явиться под свет лампы, не зашелестеть страницами, влекущими к продолжению. Все реже представляла Аня, как стала бы рассказывать о своей жизни внезапно появившейся Алине. Рассказ получался блеклым, хвастаться особо было нечем, а выдумывать не хотелось.

В начале, вроде, все складывалось неплохо. Получив диплом, Аня осталась работать в клубе подольского завода швейных машин. Она сразу же набрала две группы — малышей и подростков, а потом к ним прибавились и взрослые. Все рвались танцевать ламбаду, латиноамериканскую румбу, и мечтали о выезде на союзный конкурс в Ленинград.