Когда я был Музом - Макси Фэй Страница 16

пугливой девочкой и дерзкой красоткой, женственной леди и милой домохозяйкой, заботливой матерью и равнодушной стервой, обнажённой рабыней и величественной госпожой… Она была для меня многоликой Богиней, которой я хотел поклоняться. Целовать ноги, исполнять желания, приносить ей жертвы – лишь бы одарила меня своей милостью. Это пугало меня, но ведь я уже давно не принадлежал себе. Это была зависимость, тёмная одержимость, которая достигла своего апогея в те страшные дни в дачном домике.

И ведь я был уверен, что поступаю правильно. Абсолютно. Я чётко осознавал каждое свое действие и его последствия. Но значение имело лишь то, что она была рядом. Целиком и полностью в моей власти. И я упивался этой властью.

Не растащили. Не выбили. А замок на двери выломал я сам.

Я оставил её спящей в запертой машине. Сам же затопил печурку в доме и в бане, приготовил еду. Потом занёс Лику в дом и усадил на стул, закутав в плед. Она смотрела на меня сонными глазами и покорно делала всё, что нужно.

– Не нужно говорить, – вот единственное, что я сказал ей тогда.

Она слабо кивнула, а глаза наполнились слезами. Я развязал ей рот и отбросил грязную тряпку. Провёл пальцами по пухлым, измученным губам. А потом начал её кормить. Из ложечки заваренным Дошираком, ничего путнего в придорожном магазине не нашлось. Но это было жиденько, горячо и в меру перчёно, чтобы немного взбодрить. Лика послушно ела как сильно изголодавшийся человек и даже не морщилась.

Я часто видел слёзы на её глазах. В ту ночь и несколько дней после. Иногда они стекали ручейками по её щекам. Но она ничего не говорила. Не дёргалась от моих прикосновений. Не пыталась сбежать. Мне кажется, она всё понимала. Понимала моё состояние. Понимала, что довела меня до ручки. Понимала, что ничего уже не изменить. И была покорна. Мне кажется, она всё ещё доверяла мне. Не боялась. Просто ждала. Может быть, даже знала, чего нужно ждать. Ждала, пока я приду в себя.

Я покормил её и поел сам. Потом отнёс девушку в баню. Со странным трепетом в душе сам помыл её. Стареньким куском душистого мыла. Я гладил её кожу, мысленно отмечая каждый синяк и каждую царапину. Потом долго и нежно обтирал полотенцем. Целовал каждый след от боли на её теле, пытаясь излечить. Потом развязал руки. Надел на неё широкую мамину ночную рубашку и старомодное бельё. И снова связал их. Мягким шарфиком, спереди, чтобы ей было удобнее. Опять завязал рот, слабенько, но так, чтобы не могла говорить. Завернул в покрывало и посадил в уголке. Быстро помылся сам. Отворачиваясь от внимательного взгляда.

Унёс Лику домой и положил на расстеленный скрипящий диван. Сам пристроился сзади. Вжался в неё всем телом, крепко обхватил за талию и нежно поцеловал в макушку. Долго не мог заснуть, всё ещё не веря своему внезапно случившемуся счастью. А она… она спокойно проспала всю ночь в моих объятиях, даже не делая попытки отодвинуться.

Прошу тебя… не уходи

Со стороны могло показаться, что правила нашей игры поменялись. Что теперь главным стал я. Ведь это я теперь держал её связанной и не давал сказать ни слова. Более того, она была ещё и на привязи. От её рук верёвка тянулась до балки под потолком, и дальше входной двери она дойти не могла. Иногда я выводил её во двор. Потому что там был туалет. Она заходила в небольшой домик, а я стоял неподалеку, не выпуская верёвку из рук. Панически боялся, что Лика от меня убежит. И всегда держал её в поле зрения.

Теперь я мог делать с ней всё, что хотел. Оскорблять или наоборот, расточать комплименты. Причинять боль или ласкать. Доводить до исступления и оставлять без разрядки. Как она со мной когда-то.

Но я не делал всего этого. Я постоянно беспокоился, тепло ли ей, не хочет ли она попить, поесть или сходить в туалет. И это всё, что я говорил ей. Простые вопросы, на которые она отвечала кивком или мотанием головы. Иногда она была без одежды. Я сам её раздевал. Так мне нравилось.

Дни тянулись блаженно долго. Я клал её голову к себе на колени и часами перебирал волосы. Ставил перед собой, связав её руки за спиной, и любовался, гладил кончиками пальцев, прижимался лицом и слушал стук сердца. Ложился рядом и смотрел в её глаза. Целовал каждый сантиметр тела. Каждый пальчик на ноге. Я смотрел на неё каждую секунду, постоянно трогал и прижимал к себе. Она была моим счастьем. Моей богиней. Моим помешательством.

Но я её не трахал. Ни разу. Я не мог. Член не наливался силой, что бы я с ней не делал. Он будто отказывался от такой любви.

А она… она была покорна. Никаких лишних движений, недовольного мычания или яростных взглядов. Она принимала мою ласку. Иногда тянулась за ней. Сама прижималась ночами. Но её дыхание не ускорялось. Взгляд больше не темнел. И соски не твердели. Пёрышко еле проглядывало сквозь густую поросль.

Но мы были рядом каждую секунду. Как я и хотел.

На четвёртый день закончилась еда и чистая одежда. Наличных тоже больше не было, я не брал с собой много. Решил съездить домой, пополнить запасы.

– Нужно сгонять в Питер. Я быстро, часа через три вернусь.

Она забеспокоилась и замотала головой. Но я больше ничего не сказал.

Накормил Лику, сводил в туалет. Крепче связал руки, затянул шарфик на губах, связал ноги и положил её на диван. Запер двери на ключ. Теперь я был уверен, что она меня дождётся.

Гнал на максимально разрешённой, чтобы вернуться скорее. Потому что уже скучал. Закупился в универсаме, а потом пошёл домой.

Когда я вышел во двор, увидел её детей. Старший сидел на качели. Просто сидел, прислонившись щекой к железке. А младший перебирал камушки. Михаила не было. Вообще никого не было. Только в отдалении говорил по телефону какой-то мужик. Я забеспокоился и подошёл ближе.

Захарка подскочил ко мне:

– Пливет! Где наса мама? Ты знаес?

Я опешил и не знал, что ответить. А он пытливо заглядывал в глаза и ждал.

– Захар! Замолчи! – сердито бросил Егор и отвернулся.

– Вы с кем тут? – спросил я.

– Со мной, – ответил тот мужик, подходя. – А ты кто такой?

– Сосед из двадцать третьей. Просто они обычно с мамой гуляют, я и забеспокоился.

– Нету их мамы, – сказал он и кивнул мне отойти. А потом продолжил тихо: – Пропала без вести. Неделю назад. Они у бабушки были в деревне. Мать пропала, а бабка от переживаний в больницу слегка. Мишка пацанов домой привёз, а сидеть с ними меня попросил,