10 days - Виктория Котийяр Страница 16

— Ты — мусорский ублюдок, — пыхтит Белый.

Я прокручиваю его ответ в голове и не сразу, но начинаю соображать.

— Твой отец — мент, — говорит Виктор, поправляя свой шарф, подтягивая его выше к подбородку, — он засадил моего в тюрьму за кражу. А когда батя вышел, то начал пить. Поэтому, раз я не могу отомстить твоему отцу, значит, отомщу тебе.

— Странная логика, — тяну я, осмысливая сказанное.

Поворачиваюсь на Белого, но даже не спрашиваю о его мотивации, по глазам видно, что причины нет, он просто тупой.

Ненадолго отвлекаюсь, и массивный кулак приземляется мне в челюсть. Резкая боль пронзает, и я с грохотом врезаюсь в железную стену. Сползаю на землю, руками цепляю ручку, зеленая краска обсыпается, приклеиваясь к коже. Начинаю смеяться, тру челюсть и поднимаю взгляд на моих врагов. Белый покраснел и часто дышит, а Виктор кривит губы в злобе. Он подходит ко мне и с размаху ударяет ногой в живот, отчего дыхание прерывается, и я не могу вдохнуть. Скручиваюсь, прижимая колени к груди. Он замахивается снова, а я всаживаю ему в голень вилку, которую держал в руке, когда вышел из кафе. Задумался и не заметил, что сжимал ее. Когда понял, то уже видел врагов на подходе, поэтому спрятал в рукаве.

Виктор воет и отскакивает назад, Белый мечется из стороны в сторону, не понимая, то ли бить меня, то ли помогать другу.

Я поднимаюсь на ноги, опираясь о стену, чувствую слабость, колени потряхивает, но стою почти прямо. Собираюсь уходить, но наперерез кидается бугай, и я торможу в паре шагов от него.

— Я всажу эту вилку тебе в глаз, — рычит второй, медленно вытаскивая столовый прибор из ноги.

— Лучше не надо, — говорю чуть хрипло, наконец осознавая, что вляпался по уши, — вдруг я артерию какую-нибудь задел, кровью истечешь.

Он останавливается, а потом делает резкий выпад ко мне, извергая ругательства.

— Ну-ка пошли на хрен отсюда! — за их спинами мельком вижу черные прядки.

Светка.

Она напряжена, ноги расставлены широко, а в руках держит пистолет. Часто моргаю, решая, что мне показалось, но ствол не исчезает. Она направляет дуло то на одного врага, то на другого.

— Светка, с ума сошла? Откуда он у тебя? — Виктор прижимает руку к вилке, воткнутой в его голень, согнулся в три погибели.

— Откуда надо, — мрачно отвечает она и тянет жуткую улыбку, — пошли вон, а то прострелю колени.

Белый делает к ней шаг, но она тут же направляет пистолет на него.

— Ладно, ладно. Мы уйдем, — выдавливает Виктор, — надеюсь, твой отец узнает и прибьет тебя за это.

Она молчит и пропускает Виктора с Белым, которые медленно покидают поле боя.

— И больше не трогайте Андрея, иначе скажу отцу про то, что твой тебя бьет, — тихо шепчет Светка, но они достаточно близко, чтобы услышать, — его снова посадят, и ты будешь один, Виктор.

— Мусорские ублюдки оба, — рычит Белый, но Виктор тащит его за плечо прочь от нас.

Светка подходит ко мне, и сначала мы громко смеемся, хохочем от души, потом замолкаем и долго смотрим друг другу в глаза.

— Пистолет?

Она усмехается и крутит ствол на пальце.

— Игрушечный.

Светка стреляет в землю, и из дула вылетает желтая пластмассовая пулька. Потом засовывает игрушку за пояс джинсов и предлагает прогуляться.

Проходимся по парку, временами тру челюсть, представляя, насколько большой будет синяк, хорошо хоть не сломали. Большую часть времени идем молча, иногда перекидываясь бессмысленными фразами. Потом она кивает в сторону лабиринта, а я понимаю, что только этого и ждал.

Все то же укромное место, сидим на сырой земле, она водит кончиком кинжала по моей ладони, но только щекочет, не ранит.

— Как ты меня нашла? — спрашиваю у Светки и слежу за ее плавными движениями. Замечаю, что ее пальцы грубоватые и короче, чем у Незнакомки, и ногти накрашены черным лаком.

— Случайно, — бросает она и растягивает губы в полуулыбке.

Я фыркаю и всем видом показываю, что не верю ей.

— Ла-адно, — нехотя тянет Светка, — шла из школы, и издалека увидела тебя у кафе, ты только заходил. Я быстро домой забежала, сумку скинула и на улицу. Смотрю, а ты с Виктором и Белым уже во дворах почти скрылся. Вот решила помочь.

— А пистолет ты с собой всегда носишь? — наклоняюсь к ней совсем близко и вытаскиваю ствол из-под ремня со стороны спины. Хочу отодвинуться, но она меня придерживает за ворот куртки и целует в губы, еле касаясь, а потом толкает в грудь, и я откидываюсь на кусты. Держу в руках пистолет, стреляю в сторону, наблюдая за игрушечными пульками, которые застревают в мягкой земле.

— Мы с младшим братом вместе шли, я к тебе, а он во дворы гулять. Когда тебя увидела, то пистолет у него забрала, решила, что лучше так, чем нож показывать, — она со второй попытки выхватывает игрушечный ствол и откидывает в сторону.

— Тебе было больно? — спрашивает тихо, касаясь моего подбородка.

Отклоняю голову в сторону, потому что, видимо, удар достаточно сильный, раз от ее прикосновения простреливает всю нижнюю челюсть.

— Нет, — вру я и тут же получаю смачную пощечину как раз по левой стороне.

В глазах искрится, и лицо на несколько секунд немеет. Сдавленно мычу, прикрывая щеку рукой. Кожа горит, да и вся сторона ноет и простреливает.

— А так? — слышу в ее голосе любопытство, а потому растерянно смотрю в глаза, пытаясь понять, о чем она думает.

— Сейчас да.

Светка улыбается, отцепляет мою руку от щеки и облизывает воспаленную кожу, от чего жжение постепенно утихает.

Она кладет нож в мою ладонь и начинает медленно расстегивать молнию на куртке. До конца не доходит и принимается за пуговицы на рубашке. Я затаиваю дыхание и только наблюдаю за ее действиями. Светка не смотрит на меня, также не расстегивает до конца, освобождая только мою грудь. По голой коже тут же бегут мурашки от холодного воздуха. Она забирает нож и проводит лезвием сначала по ключицам, дальше по грудине и снова вверх. Придвигается ближе ко мне, сжимает горло пальцами, а потом давит острием, разрезая кожу. Я закрыл глаза, и поэтому не вижу, насколько глубоко, но не могу сдержаться от сдавленного рыка и шипения, чувствую, как вязкая струйка потекла вниз к животу и запнулась в области пупка.

Светка ведет лезвие вниз невозможно медленно, стискиваю зубы от разливающейся сладости внутри, боль перерастает в щекочущие покалывания, они, в свою очередь, смешиваются с новыми уколами ножа, на которые наслаиваются приятные сладкие волны. Они