Лэйси Дансер - В погоне за миражами Страница 17

Он протянул к ней руку, не отрывая взгляда от лица: на нем будет отражаться ее восторг. Ее наслаждение сделает его собственное вдвое сильнее. Обхватывая пальцами ее лодыжки, он разул ее, сняв каждую туфлю по очереди.

Каприс тихо застонала, когда он прикоснулся к ней, когда его руки снова начали ласкать ее тело. Она потеряла счет времени: Куин прикасался к каждому дюйму ее тела — и ее одежда словно растворялась сама собой. Под его умелыми ласками напряженные мышцы расслабились, стали пластичными и теплыми. А потом его прикосновения стали иными — они словно изменяли, нежно формировали, определяли ее. Она стала творением — творением его рук, превращаясь под их прикосновениями в новую, незнакомую женщину: полную жизни, в гармонии с собой и всеми нюансами того мира, которые он выстроил вокруг нее. И пока Куин узнавал ее, она тоже немало о нем узнала. Желание не было настоятельным требованием немедленного удовлетворения, скорее это оказалось до боли приятным погружением в ощущения, обладавшие несравненной силой и жизненностью. Ее тело перестало быть хрупкой оболочкой, едва способной выжить. Оно стало прекрасным существом с радужно-прозрачными крыльями, которое могло подняться к небесам, могло чувствовать все, могло найти ответы да любые загадки.

— Куин!

Голос, произнесший это имя, показался незнакомым.

Но Куин услышал ее. Его дыхание согрело ей губы.

— Подожди.

— Пожалуйста! — Она попыталась открыть глаза и обнаружила, что не может. — Иди ко мне!

Куин обхватил ладонями ее груди: это было первой по-настоящему сексуальной лаской, которую он ей дал. Большие пальцы легко скользнули по ее соскам. Волна наслаждения прошла по всему ее телу, и пронизавшая его дрожь сказала Куину, насколько она жаждет его. Убрав одну руку, он расстегнул пуговицы своей рубашки. Волосы у него на груди оказались необычно темными и густыми. Но Каприс ничего не видела. Он склонился над ней в поцелуе, и их обнаженные тела впервые соприкоснулись. Ее вздох наслаждения был глубоким и сладким — именно таким, о каком он мечтал.

Каприс подняла руки, притянув его к себе.

— Одежда. Пусть она исчезнет!

Он нежно рассмеялся. Даже снедаемая страстью, она приказывает!

— Частично.

— Вся!

Она резко выгнулась, когда его рука скользнула по ее животу в мягкие светлые за витки, охранявшие тайну ее женственности. Каприс ахнула, а он углубился в нее и наполнил ее и мир темноты вокруг. Без всякого предупреждения темнота распалась, была разорвана языками пламени. Она вскрикнула, нарушив тишину одним только возгласом:

— Куин!

Она парила — выше небес, в бесконечности, но пламя последовало за ней и туда. Она пронеслась мимо солнца, обожженная жаром и огнем. Ее руки инстинктивно сжались: она цеплялась за Куина, за единственно надежную опору в этом заново рождающемся мире. Ее ногти впились в материю его рубашки, разрывая ткань. А потом темнота стремительно вернулась, застигнув ее врасплох своей безусловной властью. Наступило забвение. Пламя погасло.

Куин склонил голову, чтобы прикоснуться к ее губам. Каприс бессильно лежала в его объятиях, пойманная в бездумье и апатии, сменивших экстаз. Сейчас она была так беззащитна! Он мог бы сделать с ней все что угодно — и она слепо повиновалась бы ему. Он привел ее к этому, чтобы дать ей больше того, что она знала прежде. Однако так он не станет ее брать. Никогда. Осторожно и нежно он уложил Каприс на кровать и прикрыл одеялом, оберегая от прохлады. Все ее чувства слишком перегружены наслаждением, слишком ленивы сейчас, чтобы следить за потребностями тела. Сейчас она очень остро ощущала бы жару и холод. И боль, и наслаждение — тоже.

— Ты в безопасности, — прошептал он, склоняясь над ней так близко, что его дыхание согрело ей губы.

— В безопасности.

Ее губы шевелились, но совершенно беззвучно. Мечта, которая никогда не станет явью. Даже в этом бездумном состоянии полного блаженства она это помнила.

Куин чуть отстранился и, не вставая с кровати, снял с себя всю одежду, кроме рубашки. А потом, так, в рубашке, и скользнул под одеяло и притянул ее к себе на грудь. Отведя волосы с ее лба, он взял Каприс за подбородок и повернул лицом к себе для поцелуя. Он нежно водил языком по ее губам, пока они не приоткрылись. Углубив поцелуй, он одним плавным движением соединился с ней. Его окружил влажный жар, маня, словно путника, пришедшего домой после долгого отсутствия.

Каприс с трудом открыла глаза.

— Наконец-то! — чуть слышно выдохнула она. — Я дождалась…

— Правда, дева-воительница?

Он приподнял бедра, доведя их слияние до конца.

Каприс ахнула от наслаждения и прижалась к нему. Ее руки обхватили его так, словно она боялась, как бы он не исчез.

— Как хорошо!

— Скоро будет еще лучше.

— Невозможно.

Куин улыбнулся, но глаза его сверкали страстью, казавшейся почти жестокой. У желания бывают стальные когти, оставляющие глубокие шрамы, но он принимал каждый удар неутоленной жажды, заставляя себя двигаться медленно, чтобы не затушить огня, который он в ней зажег. Он наблюдал за ее лицом, прислушивался к языку ее тела и давал ей то, о чем они его просили, — и больше того. Он ощущал, как одно за другим рвутся звенья цепи, приковывавшей его и его женщину к последним людским ограничениям. Его движения убыстрились, но Каприс не отставала, отдавая ему себя целиком.

— Моя! — хрипло вскрикнул он, сливаясь с ней одним мощным движением, на бесконечное мгновение осуществившим невозможное: они стали одним целым — единым телом, единой мыслью, единым чувством, единой душой.

Они принадлежали друг другу.

Каприс бессильно лежала у него на груди, прижавшись щекой к его сердцу, заключенная в его объятия. Сон манил, словно мягкий ветерок, обещая освежить и ободрить. Мгновение Каприс сопротивлялась. Она приподняла голову, все еще оставаясь в плену чувственной сети, которую он для нее соткал. Если бы ей не было так важно заговорить, она не смогла бы даже пошевелиться. Ее пальцы, прикоснувшиеся к его губам, дрожали, но она этого не заметила.

— Ты — волшебный, — едва слышно прошептала она. — Странно волшебный, таким не может быть ни один человек, принадлежащий к нашему миру. — Она попыталась прочесть выражение его лица, но усталость не дала ей этого сделать. — А я — тоже волшебная? — спросила она перед тем, как сон овладел ею — так же властно, как это делал Куин.

Обнимавшие ее руки сжались.

— В моей жизни меня звали по-разному, моя женщина, — ответил он, и его акцент стал вдруг очень заметным — такого он не допускал больше ни с кем. — Но вот волшебным — никогда. Я — простой человек с огромными желаниями, которые можешь удовлетворить лишь ты одна.