Юлия Шилова - Меня зовут Провокация, или Я выбираю мужчин под цвет платья Страница 18

Глава 7

Поняв, что в отношении богатства и бедности мы никогда не найдём с Богданом точек соприкосновения, я отвлеклась на солёный огурец. Потом всё же спросила:

– А посадили тебя, значит, за грабёж?

– Надо же, и как ты догадалась?

– А что гадать, если у тебя такая жгучая ненависть к тем, кто имеет деньги.

– Если я кого и грабил, то только не пенсионеров и не средний класс. Мои попытки найти себя после Чеченской войны не увенчались успехом. Все мы, пришедшие оттуда, – люди с покалеченной душой. Незаживающие раны остались на всю жизнь. Представь себе психологию человека, который спал, ел, ходил в туалет в обнимку с автоматом и из-за каждого угла ждал выстрела. Мы все настолько были готовы к смерти, что на любой шорох отвечали автоматным огнём. Когда вернулись домой, поначалу не могли воспринимать наш мир. Я часто думаю: а за что мы воевали? За что мои сослуживцы гибли и становились калеками? Американцы после Вьетнама создали специальные реабилитационные программы, и с каждым солдатом работали психиатры и психологи. Были созданы центры профессиональной подготовки. У нас же об этом даже не думали, а ведь у всех, кто прошёл боевые действия, психологические, медицинские и психиатрические проблемы. Наша мораль навсегда останется моралью военного времени. У всех «чеченский синдром» и полное отсутствие психологической реабилитации.

– А что такое «чеченский синдром»? – поинтересовалась я тихо.

– Это когда постоянно снятся кошмары, из тебя прёт агрессия, ты не можешь сконцентрировать внимание. Возвращаясь с этой войны, мы не получили ни оправдания, ни уважения. На нас не хотят смотреть с теми же восхищением и благодарностью, как на ветеранов Великой Отечественной войны. Никто не встречает нас аплодисментами. Всё, чем нас наградили, – инвалидность и забвение. Некоторые после войны пошли работать в милицию, но были уволены за неправомерное применение оружия. Некоторые даже получили срок. Теперь в милицию стараются не брать тех, кто служил в «горячих» точках. У тех, кто участвовал в бою, срабатывает рефлекс – на любую опасность отвечать огнём на поражение. Одним словом, на работу нас берут плохо. У многих контузии. Нас считают непредсказуемыми и боятся. Одни спились, а другие, типа меня, оказались в тюрьме. Наша беда в том, что мы перестали верить государству. Парни просто надломились, вернувшись в гражданскую жизнь, да так и не нашли себя, впали в уныние. На войне нам было легче: там есть ты и есть враг, а тут ничего непонятно. Мы не ощущаем себя героями – защитниками Отечества, зато хорошо понимаем, что стали пешками в политических играх. Вся эта война – политика, бизнес, грязь... Я не встречал ребят на войне, которые действительно чувствовали, что отстаивают интересы государства. Все были разочарованы. Они вроде понимали, что идут на правое дело, но было столько непоследовательности со стороны правительства, мы ощущали себя обманутыми, брошенными на произвол судьбы.

Я словно оцепенела. Мне стало страшно и неловко оттого, что он говорил жестокую правду.

– А я после войны не спился, не стал наркоманом и руки от безысходности на себя не наложил. Просто трясу тех, кто считает себя хозяином жизни, катается как сыр в масле и кичится этим. Я нашёл ребят, точно так же не приспособившихся к жизни. Стал работать на коротких захватах.

– А что такое короткий захват?

– Ну, например, мы высматривали дамочку на дорогом кабриолете, аккуратно её сопровождаем. Если выезжает за город, дожидаемся, пока тётенька остановится возле магазина и, не успеет дурёха припарковаться, как тут же её похищаем и угоняем машину. Вот на такой бабе в тюрьму и загремели. Сначала на коротких захватах поработали два раза, всё прошло чисто. Сопроводили две крутые тачки, вычислили, где паркуются, где живут хозяева, совершили налёт. А третий раз... На дорогой шалаве погорели. Одного из ребят взяли, когда он кабриолет перегонял. Мы тогда тоже втроём работали, нас на посту ГАИ тормознули. Мы тёлку накололи транквилизаторами, она вырубилась, валялась на заднем сидении. А тут ни с того ни с сего выскакивают гаишники и выхватывают нас прямо с первого ряда. Понятное дело, останавливаться опасно. Заглянут в машину и сразу повяжут. Мы по газам дали, менты за нами, устроили настоящие гонки и объявили план «перехват». Так что уйти мы не смогли. План «перехват» сработал, и нас перехватили.

– Но ты же никого не убивал. Почему не дождался окончания срока?

– А что бы изменилось после окончания срока? – Богдан зевнул. – Послушай, я чёрт знает сколько не спал. Да и ты... говоришь, ведь всю ночь тусовалась. Меня уже реально ко сну клонит.

– Так ты иди спи, я тут посижу.

– Я тебе посижу! Ты давай тут дурнее себя не ищи. Я тебя в последний раз предупреждаю: шаг вправо, шаг влево – расстрел. Надеюсь, ты убедилась, что мне терять нечего. Мне вообще не верится, что твой богатый жлоб за тебя что-то отстегнёт. Надо было видеть его лицо, когда мы деньги из сейфа вытащили. Как он зубами скрипел... На хрен ему за шлюху такие «бабки» вываливать? Ему легче помахать тебе рукой и найти другую за бесценок.

Богдан встал, взял меня за руку и повёл в дом. Закрыв входную дверь на ключ, он втолкнул меня в спальню и, дав полотенце, велел снять мокрое рваное платье.

– Запреешь, если ляжешь спать в мокром, – съехидничал он. – Снимай платье, вешай сушить. Если меня стесняешься, хотя такие шлюхи, как ты, ничего не стесняются, то закутывайся в полотенце.

– А мы что, вместе ляжем?

– А почему нет? Я уже сто лет не лежал рядом с бабой.

– И я прошу тебя прекратить называть меня шлюхой. Между прочим, ты меня изнасиловал.

– И между прочим, во время изнасилования ты испытала мощный оргазм.

Алкоголь, нервы, стресс и бессонная ночь сделали своё дело. Я почувствовала, как слипаются веки и, не став препираться, повесила платье на спинку кровати, а сама, закутавшись в полотенце, примостилась у стенки. Богдан лёг рядом и сонно произнёс:

– Я бы тебе ещё всадил, но вырубаюсь. Не забывай, я сплю с пистолетом. Даже не вздумай вставать с кровати. Захочешь в туалет – пойдёшь со мной. Если будешь хорошей девочкой и станешь делать всё, что говорю, я не отдам тебя своим браткам.

Я закрыла глаза и мысленно помечтала: «Пусть всё, что произошло со мной сегодня, окажется страшным сном. Я проснусь, и всё вернётся на круги своя. Мои страхи исчезнут. Рядом вновь будет Жора, привычная жизнь и никаких передряг и опасностей...» Господи, я бы отдала всё на свете, только бы вернуть это как можно быстрее...

Я погрузилась в глубокий сон... И вдруг проснулась оттого, что кто-то навалился на меня сверху, душил и пытался раздвинуть мои ноги.