Сохейр Хашогги - Мираж Страница 18

— Вы щедры и благородны, господин, как и всегда. Но у меня уже есть хорошая работа — я вожу воду на американские нефтяные вышки.

— Это просто отлично, и я могу только поздравить вас с предприимчивостью и трудолюбием. Вы слышали, конечно, как и я, что те, кто работает на американцев, очень часто могут значительно улучшить свое благосостояние. Я даже знаю, что один парень сумел стать миллионером.

Магир в раздумье кивал головой. Он все еще не понимал, куда клонит Малик.

— Естественно, я не хотел бы становиться на вашем пути к процветанию. Но все же настаиваю на том, что мне нужны водитель и повариха. — Малик назвал более крупную сумму.

Магир поблагодарил за честь.

— Но Франция — это очень далеко, — заговорил он. — А мужчине приходится нести ответственность за своих родственников так же, как за себя самого.

— Это правильно, — подтвердил Малик и назвал еще более крупную сумму, заявив, что она окончательна. — Кроме того, переезд во Францию — это не навечно, — подчеркнул он.

Магир погрустнел еще больше.

— Будь я помоложе, господин, — жалобно произнес он, — и если бы не мои родственники…

— Ну, — в голосе Малика слышались нотки отчаяния, — решайте: да или нет.

Магир сказал, что воистину надо решать.

На мгновение Малику показалось, что переговоры зашли в тупик, однако Магир, похоже, и не собирался прекращать этот торг.

— Скажи мне, Малик, сын Омара, скоро ли ты приедешь домой, чтобы выбрать себе достойную невесту? — почтительно спросил Наджар после недолгого молчания.

Малик незаметно усмехнулся: Фарид хорошо подготовил почву.

— Сомневаюсь, что скоро, — равнодушно ответил Малик. — Да и куда мне спешить?

— Это мудрое решение, очень мудрое. Иногда я думаю, что и сам бы мог немного повременить. Но не кажется ли тебе, что следует поспешить, пока ты молод?

— О, конечно, никто не хочет затягивать с женитьбой, но, как я уже сказал, мне некуда спешить.

— Конечно, конечно, впереди еще уйма времени. — Из глаз Магира ушла грусть, да и нервный тик исчез.

— Наверное, я слишком долго пробыл во Франции и перенял французские обычаи, — сказал Малик и начал рассказывать, что французы вообще поздно вступают в браки, причем не только мужчины, но и женщины. Француженки нередко выходят замуж лет в двадцать пять, а то и в тридцать. — И не смотри на меня такими глазами, Магир, я говорю сущую правду.

— Но кто же возьмет в жены женщину в таком возрасте? Разве только глубокий старик… или позарившийся на ее богатство.

— Нет, нет. К своему и нашему стыду, я должен сказать, что француженки очень долго сохраняют красоту, не то что наши женщины. Кроме того, даже в тридцать лет они могут иметь столько детей, сколько им заблагорассудится.

— Как же такое может быть? — Глаза Магира лихорадочно заблестели.

Малик пожал плечами.

— Все дело здесь в медицине. К несчастью, у нас нет ничего подобного. — Для пущего эффекта молодой Бадир выдержал паузу. — Бывает, что у пожилых женщин тоже возникают проблемы, но врачи могут решить и их.

Часто моргая, Магир в упор смотрел на Малика, силясь осмыслить сказанное.

— Истинные чудеса, — продолжал развивать тему Малик, — творят во Франции. По милости Аллаха тамошние врачи помогли одному моему знакомому. Его семя, увы, было слишком слабым, но французские врачи нашли способ вдохнуть в него силу. И вот недавно жена родила ему сына. — Малик улыбнулся, словно радуясь счастливому концу своей истории — упрощенному изложению основ искусственного осеменения. Впрочем, он ничего не придумал, случай был подлинный.

— Это правда, Малик ибн Омар? Это в самом деле так?

— Да, я не лгу. То, что я рассказал, произошло в действительности.

Магир просто окаменел и несколько секунд пребывал в глубоком раздумье, но вскоре глаза его снова погрустнели.

— Должно быть, все французы — миллионеры, — сказал он, — если они могут позволить себе обращаться к таким докторам.

Это был момент, которого Малик ожидал с особым нетерпением.

— В том-то вся и штука. — Он сделал знак слуге принести еще кофе. — Во Франции принято, чтобы работодатель оплачивал врачебные счета своих служащих.

«Это не совсем ложь, — сказал себе Малик. — Во всяком случае, один работодатель поступит именно так».

Через несколько минут Магир заявил, что мнение родственников ему безразлично, а он, Магир Наджар, давно хотел посмотреть мир и теперь пошлет подальше опостылевшую автоцистерну.

После этого он назвал приемлемую для него цену зарплаты.

Когда оба вволю насладились ритуалом торговли, Магир пригласил Малика в свой дом.

— Во-первых, тебе надо попробовать стряпню будущей поварихи, а во-вторых, ты должен повидать малышку.

— Ты очень великодушен, но не хотелось бы беспокоить твоих родственников.

— Ты же мой работодатель и оказал мне честь своим посещением.

Но в маленьком, душном, но безукоризненно чистом жилище Магира не оказалось родственников. Дома была только Салима, которая, не говоря ни слова, сразу прочитала на лице мужа ответ на мучивший ее вопрос.

Но Малик едва ли заметил немой разговор супругов — на руках у Салимы лежала крошка Лайла. Она так смотрела на Малика своими темными глазками, что он мог бы поклясться: она узнала его, своего отца, и только Аллах мог внушить это девочке.

Часть вторая

Детство

1961 год

Самое яркое детское воспоминание Амиры — любимый футбольный мяч Малика. Когда ей было лет пять или шесть, она однажды смотрела, как носятся друг за другом мальчишки. Вдруг из их мельтешащей толпы вырвался белый шар, огромный, как планета, и, подкатившись к сандалиям девочки, остановился. Амире стало страшно, но желание пнуть мяч ногой пересилило.

Первая попытка оказалась неудачной. Подвело любимое белое платье с огромным бантом на спине. Естественно, одежда доставала до ее щиколоток, к тому же под платьем были длинные шаровары. Девочка занесла ногу для удара, наступила на подол, запуталась в платье и — промахнулась. Мальчишки громко заулюлюкали.

Но это не обескуражило Амиру. Приподняв подол, она обрела свободу движений и изо всех сил пнула мяч ногой. Пальцы пронзила острая боль, но мяч взлетел в воздух и плюхнулся в фонтан. На девочку обрушился град упреков, даже Малик разозлился на сестренку, но тут на выручку подоспела тетя Наджла и увела Амиру к женщинам и младшим детям.

Это было лишь одно маленькое воспоминание среди множества ему подобных, и годы спустя Амира упивалась ими со сладкой ностальгией, к которой примешивалась изрядная толика горечи. С таким чувством иные женщины, состарившись, перелистывают семейные фотоальбомы. Часто, когда на улицах Бостона лежал снег или когда с серого северного неба моросил мелкий дождь, Амира вспоминала залитый солнцем двор отчего дома.