Фрасис Дарлинг - Разбитое зеркало Страница 18

Теперь я слежу за ней, Роман. За ней и за ним. До этого она всегда была здесь одна. На этот раз — другое дело. На этот раз — особый случай.

Видишь ее, Роман? Она протягивает руку и берет его в эту резиновую, маслянистую руку. Он слишком большой, чтобы у нее в руке он поместился полностью. Она может только обхватить его у основания, и вот она делает скользящие движения. Ее рука скользит вверх и вниз, при каждом движении ее палец трет эту большую пурпурную головку. Ты наслаждаешься, Роман? Скажи мне!

Да! Да, он получает наслаждение! Она сводит его с ума!

— И мне так кажется, Роман. Посмотри на его лицо. Посмотри, как он дергается, извивается. И она не забывает о своем теле, не так ли, Роман? Ведь у нее свободна другая рука. Видишь? Ее груди так тверды, ее соски так упруги, она может ласкать их одной рукой. Вот какая она шлюха, правильно, Роман? Ее ноги раздвинуты. Ее бедра трутся друг о друга, показывая, как она сексуально озабочена.

— Да! Она — сука, шлюха, чертова потаскуха. Оливия?

— Да, Роман?

— Не хочет ли она дотронуться до себя — между ногами. Не собирается ли она погрузить свои влажные пальцы глубоко внутрь своей пещеры?

— Конечно, она это сделает, Роман. Ведь она — шлюха. Она сделает что угодно с любым мужчиной, эта девушка в зеркале. Она сделала бы это даже с собственным па. Вообще с любым.

— Итак? Собирается ли она это сделать? Это ведь так легко. Это будет так хорошо! Почему она не сбросит остатки одежды и не сделает это?

— Нет, она это не сделает, Роман. Это не входит в сделку, которую она заключила с этим находящимся рядом с ней животным. Она всегда соблюдает договор, Роман. Не больше, не меньше.

— Тогда…

Оливия помотала головой. Ее волосы разлетелись. Потные концы волос ударяли по плечам.

— Посмотри на ее ладонь, Роман! Посмотри, как движется ее рука! Она сходит с ума. Видишь, как все затуманено. Сколько он еще может это вытерпеть, Роман? Как долго он может терпеть эту сладкую муку, видя, что она делает со своими грудями, чувствуя эти движения взад-вперед, это сосущее ощущение у основания?

— Нет… нет… не так долго!

— Тогда смотри, как он будет ей отдаваться, Роман! Смотри, как он преклонится перед ней. Смотри, как его семя хлынет струей и наполнит ее руку. Смотри за этим, Роман! Он сделает это сейчас… он сделает это сейчас… это уже наступает… Вот!

И она была права.

Когда содрогания прекратились, когда Роман опустился на колени, повиснув на запястьях, тупо смотря на стекающие по зеркалу брызги, его мужское достоинство неприлично вывалилось из ширинки. Оливия сорвала перчатку со своих хищных пальцев и швырнула ее в корзину для мусора. Под платьем, вновь застегнутым на «молнию», скрылись багровые отметины на ее грудях.

— Итак, — сказала она, — сейчас, когда все кончено, я думаю, ты должен выпить кофе. Ты утомлен и тебе далеко ехать домой.

Глава седьмая

С бедного Романа сошло семь потов. В тот день, когда состоялась покупка, он примчался сюда, в «Бифштекс вашего будущего», с огромным красным фломастером для разметки и кувалдой. Почти бегом он размечал стены, которые нужно снести, балки, которые нужно возвести, дверные проемы и еще Бог знает что. Он снес полдюжины стен и проделал больше дыр, чем этого требовал проект. К счастью, кое-что уцелело.

Может быть, состояние, в котором она его держала, то отчаяние до момента одновременного оргазма способствовало его бешеной энергии. Так надеялась Оливия. И это было неплохим вкладом.

С другой стороны, то, что он доводил себя работой до полного изнеможения, облегчало ее задачу. Временами она использовала одну из своих маленьких резиновых перчаток, просто чтобы не допустить его взрыва. То, что он был таким уставшим, помогало ей удерживать его от действий в нежелательных для нее направлениях.

Все было, как и прежде. Она разрешала ему медленно приближаться к его конечной цели, по дюймам уступая каждый раз свою плоть. Беда была в том, что даже двигаясь дюймами, он рано или поздно прибудет туда.

Она справится и с этим, когда дело дойдет до этого, предпочтительно не перед их брачной ночью и как можно реже впоследствии. Но ей нужно держать его на крючке, привязанным к Оливии Бостон. Нужно увеличивать дозу, но очень осторожно.

Сейчас она разрешала ему трогать ее груди, но через платье. Это было только давление, и если она не видела этого в зеркале, она могла делать вид, что это было нереально.

Поцелуи больше не ограничивались. Если он приходил в отчаяние, она вела его к девушке из зеркала.

Зеркальная девушка знала, как «взять его в руки». Шлюха!

Оливия мысленно хлопнула дверью. Она не хотела и думать об этой девушке из зеркала. Она была так нежна с ней, вот в чем проблема. Оливия слишком хорошо ее кормила тем, что эта шлюха пожирала, — похотью. Зеркальная Оливия становилась все сильнее.

В то утро, все еще не проснувшись до конца, Оливия почувствовала, как ее тянет к зеркальной стене. Девушка из зеркала выскочила, чтобы поприветствовать ее, она. виляла своими блядскими бедрами, пока Оливия не почувствовала, как ее собственной холодности противостоит ее теплота. Колено к колену. Бедро к бедру.

Внутри их тел нарастало излучение. Грудь к груди. Рот дышал в рот.

Что-то просочилось. Через защитный слой стекла. Как гной просачивается сквозь бинт. Если стена-зеркало пропускала эту гнусную заразу, где ей искать убежище? Где она могла бы спрятаться от того, над чем и не хотелось думать?

Было ли дело в Романе? Каким образом он смог сделать ее более восприимчивой к похотливому влиянию зеркальной девушки? Должна ли она отойти от него на два шага, повернуть вспять движение вперед? Но это опасно, так как она может потерять его, свой вклад в него, и…

Все это было слишком сложно, слишком переплетено эмоциями, которые она не хотела признавать.

Поэтому она мысленно захлопнула дверь и закрыла ее на ключ.

— Ты где, Оливия? — позвал ее Роман. Она должна ответить. Оливия отрегулировала свои голос, прибавив ему нужный объем доброты. — Только что зашла сюда, Роман.

— Подай мне молоток. Маленький, с круглой шляпкой.

Оливия передернулась внутри своего тела и вошла в него подобно кукольнику или чревовещателю. Затем она стала той Оливией, которую Роман, как он думал, знает.

— Этот?

— Этот. Брось его мне.

— Я принесу. Я не боюсь лестниц. Даже в два этажа.

— Нет!

Оливия поставила ногу на первую ступеньку.

— Пожалуйста, Оливия. Я спущусь.

Вот это было хорошо. Пусть он это сделает. Главное, что она победила, как бы ни мала была ее победа. Оливия подняла молоток, откинула назад голову, сознавая преимущества своей фигуры.