Юлия Малахова - Русская жена арабского наемника Страница 18

Зашедший мужчина, не глядя на меня, а обращаясь из вежливости к стене, сообщил, что он аптекарь и я могу оставаться в его доме сколько надо. На мою робкую благодарность я в который раз на Востоке услышала: «Это я должен благодарить Бога за то, что Всевышний позволил мне проявить лучшие качества доброты и гостеприимства…».

Проведенные несколько дней блаженного безделья в постели мне дали главное — силы и возможность разобраться в происшедшем. Итак, рукопись у меня, ее надо передать Маркусу, а уж потом бандиты вернут мне моего мальчика. Правда, предложения Айдарчика о подмене рукописей не оставляли меня ни днем, ни ночью. И впрямь, меня били, насиловали, унижали и издевались над моим телом так, что я с удивлением смотрелась в зеркало и не верила, что еще жива. Неужели я не заслужила награду? Но с другой стороны — рисковать жизнью любимого? А вдруг заметят подмену?

И мне пришла в голову мысль просто перемешать свитки — половина уйдет Айде как копии, половина — оригиналы. А так же я поступлю и с Маркусом, и с требующими выкуп; пусть сами там голову себе морочат, я устала и хочу домой, в теплую постельку и тишину своей московской квартирки! Готова отдаться в руки самой Карелии Эрнестовны!

Аптекарь оказался из той породы мусульман, что с уважением чтут другие традиции и верования, так что я чувствовала себя спокойно и уединенно. Мази столетней рецептуры, а то и более древние, вперемежку с современными инъекциями, делали чудо и я уже ловко управлялась с длинными косами и одеждой… Вот и наступило время прощаться и в один прекрасный фиолетово-алый вечер, захлебнувшийся в поцелуях умирающего страстного солнца, я, обвязав рукописи вокруг тела, продолжила свой путь. Правда, не одна, а в компании дервишей.

Конечно же, мерзавцы Мины меня активно искали. Не было ожесточенней споров вокруг неизвестной белой, которая наказала парочку негодяев — за кальяном и чаем мужики обсуждали вполголоса подробности и не могли без смеха смотреть в сторону дома Мины. Говорят, сам главарь во сне наделал себе столько увечий, что поклялся до самой смерти искать бабу, так его изуродовавшую. Потянувшись, он спросони опрокинул на себя пепельницу с горящими сигаретами и арома-палочками, а сверху на обожженное тело высыпался какой-то ядовитый порошок. Взвывший Мина крутился, не понимая, что привязан, и сам себя ударял и царапал бронзовой цаплей, так и норовившей наносить удары тяжелым клювом по самым важным органам! Со следами ожогов, покрытый язвами, с поврежденным членом и окосевший, этот ублюдок все же остался жив. Правда, теперь он не мог вступить ни в какую связь, и урологи получали от него огромные гонорары за лечение. Ура, я отомстила за себя! Знай русских баб! Но месть подонков могла настичь меня в любой момент, и я это понимала так же, как и спасший меня аптекарь, как и приютившие меня бродяги — суфиийские дервиши. Мои следы терялись якобы на станции автобуса и такси, правда, ни один водитель не признался Мине, что отвозил меня. Главарь решил, что я просто слишком хорошо заплатила за их молчание, и перенес поиски наглой русской и украденныхсокровищ в более крупные поселки и города. Правда, и там было мало новостей, — в основном, попадались в руки отчаявшихся гангстеров русские жены местных арабов, принявшие ислам и одетые в хиджаб. Девушки в прикиде от Кидстон и Джимми Чу в соседних деревнях не наблюдали… Аптекарь в первую очередь заботился о своей безопасности, поэтому он без тени сомнения надел на меня чалму, научив ее быстро заматывать, накинул на мальчиковскую галабею массу жилеток и теплых шарфов и я вполне походила на юного ботана, попавшего в руки странствующих гуру.

Мы брели по пыльной дороге с чахлым пальмовым леском на краю горизонта и, при встрече с любой движущейся платежеспособной тварью Божьей дервиши останавливались с восхвалениями, кланялись, а я и еще один мальчонка зажигали огромные кадила и крутили ими вокруг платежеспособных, надеясь первыми схватить брошенную мелочь. Так продолжалось три дня: ночлеги прямо под огромными звездами и неприлично толстой, разбухшей от лени откромленной двухрогой луной. Прохладные уютные переходы от рыночка к деревушке с прокруткой благовоний надо всеми, включая животных и кур с индюками… Чистый огонь и ладан очищали так, что мне и самой показалось, что карма начала исправляться, и вообще жизнь налаживается… В один момент нас обогнала на коллекционных американских кадиллаках конца пятидесятых свора миновских бандюгов, но, так ничего и не поняв, они лишь бросили нам в пыль пару гиней и уехали прочь. А меня в Каире ждал Маркус. Великий и необъяснимый привратник…

Глава 22. Нет никакой любви

Дервиши уснули. А я вспоминала Москву и свою дорогую подругу.

— Дорогая, не будь наивной, нет никакой любви! Какая такая любовь? — растягивая слова и почти мурлыкая, поучала меня Люська. Она была неотразимо хороша в персиковом шелковом неглиже на своем круглом диванчике, с любимым котом Люсиком вместо подушки под ножкой. Я смотрела на ее белоснежную ухоженную кожу, рыжие волосы, состриженные в короткое каре, удивительные раскосые глаза и понимала: татаро-монголы оставили нам самое лучшее, что имели.

Люська была так необыкновенно хороша, что еще в СССР, будучи моделью, имела все самое дорогое и престижное, о чем могла мечтать любая советская баба. Странно, но за эти годы она никак не изменилась — лишь расцвела и стала чуточку жаднее, откладывала на старость. Мужики млели от Люськи, как ее Люсик — от валерьянки. Она была доброй бабой и старалась сделать счастливыми наибольшее количество богатых мужиков, но шлюхой себя не считала — скорее, содержанкой с несколькими тайными привязанностями, о которых помалкивала главному любовнику — олигарху Феде. Содержанкой она была по инерции — зарплата в Конторе помогала сводить концы с концами, а вот шиковать хотелось всем женщинам! Федя — обычный уральский крепыш из захолустья — оказался ничуть не глупее советских евреев, и хоть и не стал Березовским, зато реальным производством заработал кучу денег. Что помогало ему содержать трех бывших жен, нынешнюю супругу-истеричку, кучу своих и чужих отпрысков, а так же Люську — его музу уже целых пятнадцать лет. Люська периодически названивала его женам и сообщала, что новое колье с сапфирами от Тиффани Феденька подарил ей не к 8 марта или на Рождество, как им, дурам, а после фантастической ночи в бассейне с шампанским. Бывшие бросались к калькуляторам и тихо выли на луну, нынешняя жена глотала антидепрессанты, а Люська поучала меня жизни без любви:

— Любовь придумали мужики, чтоб держать нас — баб — в узде. Мол, любишь — ухаживай за мной, гладь, готовь, стирай, убирай. А мыслить тебе, курица, не надо — люби, вот твое предназначение! А вот у тибетских женщин бывает до восьми законных мужей — знаешь ли ты об этом? И у всех — любовь? Ни черта подобного — закон жизни! Чтоб не ушло на сторону добро из семьи. Фрейд ни хрена в этом не разбирался — трахал сестру своей жены и заглядывался на ее мать, а чтоб оправдать свое растление семьи и напридумывал всю эту хрень. Ну а другие козлики рады подхватить! Все дело, оказывается, в подсознании!