Похорони Меня Ложью (ЛП) - Сото С. М Страница 19

Когда я не сплю и не смотрю на голые стены, я думаю: а здесь, где нет ничего, кроме времени? Это такая опасная вещь. Я только и делаю, что думаю о Мэдисон. Думаю об аварии. Думаю об остальных парнях и задаюсь вопросом, все ли они бездельничают с вкрадчивыми ухмылками на лицах, пока я гнию здесь. Но больше всего я думаю о Базе.

Интересно, о чем думает он? Интересно, что он делает, и я ненавижу себя за это.

Закрывая глаза каждую ночь, мои мысли только о нем. Я все еще чувствую его руки на своей коже. Будто мое тело не знает, каково это жить без него. День за днем, в бушующем хаосе моего сознания, я думаю о том, что он заставил меня чувствовать, и о тепле, которое поднималось в моей груди, когда он был рядом. Затем эти слова, произнесенные шепотом, просачиваются внутрь, напоминая мне обо всем плохом, напоминая мне о том, какой глупой я была, отдав ему кусочки себя. Потому что он монстр, которым была я все это время. Все части меня, все еще влюбленные в База, стекают, как нектар, с моих костей.

Вспышки тех девушек на его кровати заставляют мое сердце сжиматься, как в тисках. Моя грудь болит при одной мысли о нем с другой. Не говоря уже о двух. Я представляю себе все способы, которыми они могли бы доставить ему удовольствие, и начинаю злиться. Мои глаза горят от эмоций. Я стискиваю зубы, пытаясь отогнать эти мысли. Мне все равно. Не после того, что он сделал.

Я должна его ненавидеть.

Мне нужно ненавидеть его.

Но в глубине души я не уверена, что смогу.

Когда вы любите кого-то, легко обмануть себя, поверив, что это ненависть. Это две стороны одной медали, и эти две эмоции начинают сливаться воедино для меня.

Если я и хочу выйти отсюда с чем-то одним, мне надо забыть о своих чувствах к Базу и вместо этого превратить их во что-то совершенно другое. Я хочу, чтобы ему было так же больно, как и мне. Хочу, чтобы он страдал, как и все остальные.

Я вырываюсь из своих мыслей, когда дверь приоткрывается, и мне приходится сдерживаться, чтобы не закатить глаза при виде человека. Она пытается изобразить подобие улыбки, но я вижу ее насквозь. Я слишком хорошо знаю таких, как она. Она не заботится обо мне и моем благополучии. А просто хочет доказать всем, что мое место здесь, и я отказываюсь допустить это.

Собрав все свои силы, я сдерживаю усмешку, когда она входит, как всегда. Доктор Астер устраивается поудобнее, находит свободный стул, придвигает его к моей кровати и складывает руки на коленях. Она выжидающе смотрит на меня.

— Как вы сегодня, Мэдисон? — спрашивает она.

Мир яростно смещается со своей мягко вращающейся оси.

Мой взгляд сужается, а сердце бешено колотится в груди.

— Как вы меня только что назвали?

Ее голова наклоняется на несколько сантиметров вправо, когда она смотрит на меня. Она вопросительно вскидывает бровь.

Я стискиваю зубы. Приподнявшись, я наклоняюсь вперед.

— Почему вы меня так назвали? — задаю я вопрос более настойчиво.

Ничто не отражается на ее лице. Она просто продолжает смотреть на меня, прежде чем что-то записать в свой дурацкий маленький блокнот.

— Я просто хотела убедиться, что вы знаете, кто вы, — говорит она как ни в чем не бывало.

Как будто это нормально, когда врач называет меня по имени моей покойной сестры.

— Конечно, я знаю, кто я. Я не идиотка. И если вы не можете сказать, я не люблю, когда меня называют по имени моей сестры.

— Почему? — спрашивает она, слегка наклоняясь вперед.

Я понимаю, что она бросает мне вызов.

— Ох, даже не знаю, быть может, потому что она, блядь, мертва?

— Но так ли это на самом деле? — спрашивает она.

Наступает тишина. Мое сердце бешено колотится в груди. Брови низко опускаются на веки.

— О чем вы?

Она откидывается назад, драматично выдыхая. Все, что она делает, имеет цель, и с каждой встречей я пытаюсь понять, что, черт возьми, все это значит. Каждая наша встреча — это своего рода спарринг. Битва ума и воли. Как глубоко она может проникнуть в мой разум и как далеко я могу оттолкнуть ее от истины?

— Ни о чем. Просто пытаюсь понять свою пациентку и ее связь с сестрой. Вы чувствуете, что после ее смерти переняли черты своей сестры? Вы ловили себя на том, что пытаетесь жить за обеих? Чувствуете ли вы какую-то вину за то, что живы, в то время как она мертва?

Я прикусываю щеку изнутри, ненавидя себя за то, что она так близка к намеченной цели. Я чувствую многое из этого. Чувство вины, потому что, да, именно я должна была умереть той ночью. И теперь мне кажется, что я пытаюсь жить ради нас обеих. Я стараюсь поступать с ней правильно в этой жизни, потому что она страдала в смерти, но, похоже, я терплю неудачу на каждом шагу.

— Я сама себе хозяйка, — огрызаюсь я в ответ. — Я не собираюсь перенимать ее черты, или что там вы думаете, что я делаю.

Она делает лицо, которое ясно говорит, что она мне не верит.

— Хорошо. Справедливо. Я хочу поговорить о тех эпизодах, которые у вас были в прошлом. Вы говорите, что ваша сестра разговаривает с вами. Что именно вы имеете в виду?

Я мысленно проклинаю себя за то, что вообще что-то сказала. Как бы я ни сказала, я буду звучать как ненормальная. Безумная. И, черт, может, так оно и есть. Может, она не так уж далеко, и я действительно принадлежу этому месту.

Наверное, этого я и заслуживаю.

Я отвожу взгляд, не разжимая губ. Не нужно копать мне могилу больше, чем я уже выкопала. Не обращая на нее внимания, я сосредоточиваю свой взгляд на одном из докторе. Он стоит, скрестив руки на бледно-голубом халате, и смотрит куда-то вдаль. Он выглядит грозно. Его лицо непроницаемо и стоическое, лишено каких-либо эмоций. Он похож на тренированного телохранителя, который только и ждет, когда я сделаю неверный шаг к доктору, чтобы наброситься.

— Так вот чем мы сейчас занимаемся, Маккензи? Вы собираетесь закрыться? Я пытаюсь вам помочь.

— Помочь? — я выгибаю бровь в ее сторону. — Потому что мне кажется, что вы пытаетесь найти хоть какую-то причину, чтобы удержать меня здесь. Вы извращаете все, что я говорю, и делаете из этого то, чем оно не является.

— Вы можете доверяться мне, — она умоляет меня глазами поверить ей.

Жаль, что я знаю лучше. Я ей не доверяю. Насколько я знаю, она может сотрудничать с Дикарями. Иначе откуда бы они узнали, что я здесь? Я еще не доказала свою теорию, но знаю, что видела, и я видела здесь одного из Дикарей во плоти.

Это не было совпадением.

Я ерзаю на кровати, морщась и шипя от боли, которая пронзает мое тело при движении. Я смотрю ей прямо в глаза, позволяя словам течь мимо моих губ, как тяжелому маслу, давя на всех нас.

— Мы обе знаем, что это неправда.

Что-то вспыхивает в ее глазах, но я не могу понять, что именно. Я не знаю ее достаточно хорошо, чтобы понять, что происходит у нее в голове, но что бы это ни было, ей не нравится мой ответ. Уверена, что доктору Астер я совсем не нравлюсь.

Что ж, это чертовски плохо.

— Я бы посоветовала вам по максимуму использовать ваше время здесь, иначе вы останетесь здесь надолго, Маккензи.

Я уже отключила свой разум и отгородилась от нее. Я смотрю прямо перед собой, стараясь не выдать ей ничего, что может быть использовано против меня.

Разочарованно вздохнув, она встает со стула, и все они покидают палату так же быстро, как и вошли.

На следующий день происходит то же самое, только на этот раз я полностью игнорирую доктора, отказываясь говорить. Мне больно, и я злюсь. Каждый день это что-то новое, новая эмоция, новый уровень горя. Меньше всего мне хочется, чтобы кто-то сидел здесь и задавал мне вопросы, молча осуждая меня. Я и сама неплохо справляюсь.

Глубоко внутри меня назревает буря. Это похоже на грозу, запертую в бутылке, которая только и ждет, чтобы ее выпустили. Интересно, где мои родители? Почему они до сих пор не навестили меня? И мои подруги, я имею в виду, конечно же, они уже получили мое электронное письмо, верно?