Вера Колочкова - Дом с мезонином в наследство Страница 19

— Ой, да ну вас, Антон Палыч, не приставайте вы ко мне со своими Гоголями да Чеховыми! Не люблю! Да и не понимаю я…

— Чего ты не понимаешь, Мисюсь? О чем они пишут?

— Да нет! Не понимаю, как это можно в городе жить и все свое время на какие–то там книжки тратить! У вас же тут столько всего интересного! У вас здесь жизнь настоящая, а вы – книжки… Книжки можно и в Белоречье читать! А здесь жить, жить надо! Наслаждаться жизнью, а не бумажную пыль глотать…Нет, не буду я читать, отстаньте! Вы бы лучше и впрямь меня с кем–нибудь познакомили, а? А то я торчу все время дома одна… Обидно же! И скучно…

— Ну, скоро, я думаю, тебе скучать некогда будет. Скоро вот на подготовительные курсы тебя определим… А про идею эту с профессорским замужеством забудь, я тебя умоляю! Иначе и в самом деле в Белоречье обратно отправим, поняла?

— Все, все, забыла… Ей богу, забыла… — испуганно махала в него маленькими ладошками Мисюсь. — Я же просто так сказала, к слову…

 К слову не к слову, но в яростном своем стремлении зацепиться за хорошую жизнь Мисюсь удалось таки не только самой красиво оскандалиться, но и протащить по одной нехорошей истории и Тину с Антоном Палычем. Они и сами не поняли, как все это произошло…

 Объектом для своего юно–нахального охмурения Мисюсь выбрала, как это ни смешно, и впрямь настоящего профессора, Виноградского Илью Александровича с кафедры иностранной литературы, хорошего приятеля Антона Палыча. Вообще, за Ильей этим Александровичем давно уже полз по факультету нехороший такой шлейфик из разных пикантных историй. Поговаривали, что некоторым симпатичным студенткам дорога к вожделенной положительной оценке в зачетке была им заранее определена и заказана, то есть дорога эта вовсе не зависела ни от знаний его предмета, ни от наличия интеллекта, ни от других каких девчачьих сверхспособностей. Сам Антон Палыч, однако, слухам этим нисколько не верил и дружил с Ильей Александровичем с большим удовольствием, то есть хаживал в его дом запросто. Дружил он многие годы и с его женой, моложавой смешливой дамой, профессором–историком Владленой Вячеславовной. Простота эта в общении с семьей Виноградских сложилась у него еще до женитьбы на Тине, но и молодая жена его профессорской парой была впоследствии хорошо принята и обласкана. В общем, можно сказать, дружили Званцевы и Виноградские семьями. Потому и не пришло ни в одну умную голову заподозрить неладное, когда на семейном празднике по случаю Тининого дня ангела Мисюсь повела себя очень уж странно – взяла и зацепилась сразу глазами за бедного Илью Александровича, и не отпускала его из поля зрения весь вечер. А глаза у девчонки, надо сказать, и впрямь необычными были, так и жгли прозрачно–ядовитой юной зеленью. Это уж потом Тина с Антоном спохватились и ругали себя последними словами, что не отнеслись должным и серьезным образом к коварным устремлениям своей молодой родственницы. Думали, так, болтает девчонка попусту, строя планы насчет профессорского замужества. А получилось и впрямь так, как Мисюсь и задумала- голову Илье Михайловичу сразу и напрочь снесло. До такой степени снесло, что пришел он как–то к Антону Павловичу за советом, то есть о разводе заговорил. Тот только за голову схватился, ужаснувшись…

 В общем, скандал назревал еще тот. А самое нехорошее – грозил перетечь своим аморальным, страстно осуждаемым обществом в те годы адюльтером уже и на кафедру, и мог очень плохо кончиться для них для всех. Потому что, как ни крути, а Мисюсь была членом семьи уважаемого Антона Павловича Званцева, и он тоже был за эту так называемую «аморалку» в большом ответе. Да и Тине бы достался от этой истории свой хороший кусок неприятностей – погнали бы из университета молодого преподавателя Званцеву, как и положено, по какой–нибудь очень уважительной причине, которая для таких случаев всегда заранее и бережно заготовлена бывает.

 Положение спасла жена Ильи Александровича. Бывают на свете, слава богу, такие умные жены. Быстренько воспользовавшись приглашением Рижского университета, бросила она в один день все и уехала туда на целых полгода, и Илью Александровича с собой утащила, правдами и неправдами выхлопотав и для него семестр лекций по зарубежной литературе. Там Илья Александрович и прозрел благополучно, и одумался. И очень своей мудрой жене впоследствии благодарен был…

 Антон Палыч долго потом на свояченицу сердился за эту историю. Как бы там ни было, а хорошего друга потерял. Потому что хоть и обошлось все хорошо, а осадок в душе остался. Тот самый осадок, который всю дружбу под корень разрушить может. Хотел даже в первом, самом яростном гневе Мисюсь обратно в Белоречье спровадить, но довольно быстро поостыл. И Тина за сестру просила – жалко девчонку стало. В самом деле, глупая еще. Да и сама Мисюсь после этой истории испугалась, притихла совсем, как мышка. После ноябрьских праздников и впрямь пошла на подготовительные курсы при университете, и даже однажды – о чудо! – поднялась к Антону Павловичу в мезонин и попросила дать ей почитать чего–нибудь из классики…

— Неужель и вправду поумнела? – насмешливо спросил он, доставая с полки Пушкинские «Повести Белкина». – На, почитай вот «Барышню–крестьянку», что ли… Та еще хитрюга была эта барышня, вся в тебя…

— Да я не хитрюга, Антон Палыч! – обиженно подняла на него глаза Мисюсь. – Просто… Просто вы меня не понимаете совсем… Ни вы, ни Тинка…

— И в чем это, интересно, мы тебя не понимаем?

— Ну, не всем же дано книжки любить. А вы только по себе о людях судите! А может, у меня другие какие способности? А вы – книжки да книжки…

— А что… Может, ты и права, слушай… — задумчиво и внимательно на нее глядя, произнес Антон Палыч. – И даже определенно права… Чего это мы к тебе так с этим чтением привязались?

— Ну так и я говорю…

— Тогда скажи – чем бы тебе хотелось заниматься? Вот скажи четко и определенно – чем?

— А вы сердиться не будете?

— Нет.

— Точно?

— Слово даю!

— Ну, тогда… Вот вы бы меня машину вашу водить научили, вот это было бы здорово…

— Машину?! – опешил от такого неожиданного заявления Антон Палыч. – Ну, Мисюсь, не знаю… Это ты у Тиночки сначала разрешения испроси… Чего это тебе вдруг такая фантазия в голову пришла?

— Не знаю! Хочу, и все! Давно хочу. Даже во сне вижу, как я руль кручу…

— Ну что ж, хорошо… — грустно–снисходительно усмехнулся Антон Палыч. — Машину так машину. Вот завтра прямо и начнем, если Тиночка возражать не станет…

 Тина нисколько против нового увлечения Мисюсь не возражала. Очень тяжело пережив историю с Ильей Александровичем, она даже обрадовалась такому повороту событий. Тем более видела, как и сам Антон идеей этой неожиданно вдруг увлекся – свояченицу вождению научить. А уж про Мисюсь и говорить было нечего. Совсем будто подменили девчонку – и глаза интересом загорелись, и способности к новому занятию откуда ни возьмись проявились у нее недюжинные. Схватывала все с лету, ученицей была прилежной, чем вызывала к себе особого рода уважение. Потому что не полагалось юным девушкам в те времена баранку крутить. Совсем не женское это было дело. Считалось тогда, что у женщин мозги вовсе не так устроены… Антон Палыч Мисюсь в этом отношении очень даже подхваливал. И даже удивлялся восторженно, насколько она способной автомобилисткой оказалась. И экзамены водительские с первого захода сдала, будто играючи. И Тина была довольна, что сложились у девчонки, наконец, с ее мужем хорошие и доверительные отношения…