Татьяна Исмайлова - Три дня на расплату Страница 19

В глазах обернувшегося Смелякова, по-видимому, было такое изумление, что генерал, на лице которого вдруг выступили красные пятна, хотел что-то добавить, но подавился кашлем и нетерпеливо махнул рукой — иди, мол.

…Александр осторожно натянул на плечи жены легкое одеяло: июньские ночи прохладные. Надо спать — завтра тяжелый день.

Люсьен щебетала без умолку. Слушая ее, Анна листала со вкусом изданный художественный альбом с фотографиями Андрея Шерсткова. Его подарили Люсьен после сегодняшнего посещения святого источника. Это был, видимо, один из первых альбомов фотомастера. Больше ста прекрасно выполненных работ запечатлели не только красоты Осторжевки. Здесь были фотографии кафедрального собора и множества церквей, крестного хода; выделялись снимки с верующими во время богослужения. Несколько фотоснимков зафиксировали встречу православных с патриархом.

— О, Анна, — Люсьен выключила фен, распушила рукой еще чуть влажные после душа густые волосы, — там действительно святое место. Мне рассказывали, сколько людей оставили там свои болезни. Ты не поверишь, но в один специальный зимний день, когда мороз двадцать градусов — и больше бывает! — люди купаются там. Прямо среди льда! И никто, ни один человек не заболел! Мы специально подождали время, когда звонят колокола, — это незабываемо. Я пожалела, что ты не увидела и не услышала всю эту прелесть.

Анна закрыла альбом. Люсьен теперь рассказывала, чем кормили ее в обед и на ужин, она так красочно расписывала, какой ее угощали рыбой и как необыкновенно вкусно было приготовлено мясо с грибами, какой аппетитный молочный поросенок украшал стол и что за чудо были маленькие пирожки с печенью и тушеной капустой, что у Анны проснулся зверский аппетит. Она увлекла полную впечатлений Люсьен на кухню, бросила в микроволновку увесистый кусок ветчины, добавила пару взбитых яиц, нашла банку с маринованными грибами и, с жадностью поедая все это, прерывала болтовню Люсьен наводящими вопросами.

Люсьен отлично справилась со всем, что ей предстояло сегодня сделать. На фабрике она слушала и смотрела, не задавая вопросов. Все, что надо по делу, Анна уточнит завтра сама. Остальная программа не требовала от Люсьен больших усилий. Люди, которые ее окружали весь день, были внимательны, предупредительны и понравились все без исключения. А директор фабрики просто очаровал.

— Он такой веселый, так смешил меня! — Анна поняла, что это был тот мужчина, с которым Люсьен час назад простилась около гостиницы. — Жаль, я не запомнила, надо спросить у Сержа про те анекдоты, которые он рассказывал, этот Георгий. Ты запомни, Анна, я звала его мсье Жорж.

Люсьен сидела напротив и с улыбкой смотрела, как Анна ест.

— Бедненькая, ты такая голодная! А у тебя как прошел день — все хорошо?

Анна кивнула. Пока заваривался чай, она рассказала о Демоне. У Люсьен глаза наполнились слезами.

— О, Анна! Какая чудесная история! Разреши мне использовать ее в романе. Ты действительно заберешь собаку во Францию? Замечательно! А с теми негодяями, кто так обидел тебя, ты уже встретилась? Я так волнуюсь за тебя!

«Завтра утром, — думала Анна, — Люсьен будет отдыхать в этом доме. В гостиницу она отвезет ее часам к двум, после того как сама побывает на приеме у губернатора. Надо уговорить Минеева и обязательно его первого заместителя принять приглашение на ужин. Что-то такое надо придумать, чтобы Ращинский непременно был вечером в ресторане отеля».

— Анна, послушай, Жорж спросил меня, почему это Анна Морель выбрала именно этот город. Может быть, Анна Морель имеет какие-то связи с Россией и с этими местами?

— Какой Жорж? — Анна отвлеклась от размышлений.

— Да ты меня не слушаешь! Я тебе уже говорила, это директор фабрики.

— А, ну да! И что ты ответила?

— Я сказала, что лично Анна никаких связей не имеет, а вот старая мадам Морель, которая умерла сто пятьдесят лет назад, молодость провела в России и была гувернанткой у какого-то князя, жившего в этих местах. Во Францию мадам вернулась слегка пополневшая, удачно вышла замуж, а вскоре, то есть совсем скоро, родила прелестного сынишку. Это был прапрадедушка Клода Мореля, недавно скончавшегося мужа Анны. Клод до конца дней своих был уверен, что в его венах течет русская княжеская кровь. Вот почему мадам Морель здесь. Она будет счастлива, если в память о любимом муже ей удастся организовать совместное дело, которое прославит этот город. Я ничего не перепутала?

— Ты, Люсьен, молодец. Уже поздно, давай пойдем наверх, посмотрим, что мы наденем завтра, и обсудим наши планы.

У Люсьен Абеляр, чьим недавно опубликованным любовно-историческим романом зачитывалась вся женская половина Франции, был исключительный, совершенный вкус. За что бы Люсьен ни бралась, все сделанное ею получало оценку «экстра-класс».

За это и за прелестное очарование полюбил ее Клод Морель. Люсьен имела над ним неограниченную власть. Клод был ее пажом, слугой, доверенным лицом и — очень короткое время — страстным любовником. Он боготворил Люсьен и прощал ей все измены: мужскую любовь Люсьен узнала подростком. Сердце его было разбито — именно таким высоким слогом писал он ей отчаянные письма, — когда Люсьен нашла себе покровителя и уехала с богатым промышленником в Америку. Это спасло Клода от безумных поступков. И от безвестности. Через восемь лет, когда Люсьен Абеляр вернулась в Марсель, она с удивлением узнала, что маленький Клод за эти годы стал совладельцем чуть ли не лучшей в Париже косметической клиники. И не только! Мсье Мореля, несмотря на его молодость, все чаще называли чародеем, кудесником, у него был выдающийся талант хирурга, руки которого были счастливы пожать самые известные красавицы, мечтающие сохранить как можно дольше свою женскую прелесть, и совсем некрасавицы, уверенные, что только доктор Морель способен превратить их из гадкого утенка в прекрасного лебедя.

— Это действительно так, мой дорогой? — уже в который раз спрашивала Люсьен, когда Клод не без гордости показывал ей клинику. Теперь они сидели в зимнем саду. Люсьен листала альбом, который Клод хранил в сейфе и не показывал никому. На каждой странице — по две фотографии, запечатлевшие пациенток клиники до и после операции. Увиденное привело Люсьен в необычайное воодушевление. И не только увиденное, а еще и уверенность, что Клод, который стал такой знаменитостью, этот милый Клод с его по-прежнему шальными глазами, не забыл — она сразу почувствовала это — свою первую любовь.

За восемь лет Люсьен расцвела и стала настоящей красавицей. В услугах доктора Мореля в ближайшие десять-пятнадцать лет у нее не будет никакой нужды, но ей нравилось, ее возбуждало это милое кокетство с Клодом и его обещание, что и в сорок лет, и в пятьдесят она будет так же хороша, как сегодня: Клод имеет власть над женским возрастом.