Каролина Фарр - Замок в Испании Страница 19

— Нам нужно что-нибудь поесть, — сказала я, глядя на поднос. — Здесь есть кофе.

Я подняла салфетку. На подносе стояло накрытое блюдо, две тарелки, вилки, но ножей не было, черный хлеб…

— А что там в блюде? — спросила Анджела, чуть приподнявшись.

Я сняла крышку и посмотрела — небольшие зажаренные золотисто-коричневые кусочки мяса. Грибы, фасоль…

Я поспешно опустила крышку, почувствовав дурноту.

— Это что-то… жареное…

Анджела пристально посмотрела на меня.

— Соте? О нет! Лиза, это оленина.

Мы пили кофе и отщипывали маленькие кусочки хлеба, с тревогой ожидая наших тюремщиков. Их возвращение вернуло назад и страх, который было так трудно скрыть. Анджела даже и не пыталась утаить охватившие ее чувства, когда Лука открыл дверь, а Десмонд зашел в комнату. Он приоткрыл блюдо и нахмурился, увидев, что содержимое осталось нетронутым.

— Луке стоило немалого труда приготовить это для вас, — заметил он.

— Мы не смогли есть оленину после того, как увидели, как этот ужасный человек убил оленя.

— Почему вы называете его ужасным?

— Если бы его здесь не оказалось, разве мы попали бы в такую беду?

Десмонд сохранял мрачное выражение лица.

— Я же говорил вам, что намерен разыскать его. Если бы этого не произошло здесь, то я встретил бы его в Мадриде или на севере. Но я непременно нашел бы его. А вы так же были бы со мной. — Он помедлил. — Хотя, может, ваша глупость не завела бы вас так далеко.

— Нужно ли говорить о том, как глубоко мы сожалеем, — с чувством произнесла я.

— Слишком поздно сожалеть.

— Значит, вы собираетесь?.. — Я с ужасом воззрилась на него. Я ощущала, как рядом со мной Анджела замерла от страха.

Он покачал головой, избегая моего взгляда.

— Я еще не знаю, как поступить с вами. Пока у меня не было возможности решить, — сказал он. — Я хотел оставить вас здесь, в Махинас, чтобы вы пересекли границу без меня. Но теперь это… невозможно.

Глядя на него, я не могла не думать о тех приятных первых днях знакомства. Хотя даже тогда его дружелюбие было всего лишь маской убийцы. Уже тогда он пытался избежать последствий другого убийства, используя нас с Анджелой как средство спасения.

— Ты можешь и сейчас поступить так, Десмонд! — дрожащим голосом произнесла Анджела. — Обещаю…

Его холодный взгляд остановил ее.

— Я не доверяю тебе, Анджела, что бы ты ни пообещала, — холодно заявил он.

— Тогда давайте поедем во Францию вместе, — с отчаянием предложила я, — если во Франции для вас безопасно. Возьмите Луку с собой. Вдвоем вы сможете неусыпно за нами наблюдать, и вам не придется полагаться на обещания. Вы сможете обезопасить себя.

— Расстояние слишком велико, — заметил он. — Вам будет легко предать нас.

— Ты считаешь, что каждая женщина, с которой ты знакомишься, способна предать? — спросила я, вспомнив фотографию и надпись на ней: «Amor, amor! Изабелла Дамас». Возможно, Анджела была права. Я понимала это сейчас.

— Такое случалось прежде, — заметил он. Мне стоило большого труда встретиться с ним взглядом, но наконец я решительно посмотрела ему в глаза.

— Мужчина, который верил и убил, наверное, совершил убийство из ревности, или желания отомстить, или из-за того и другого. Здесь должна быть замешана женщина. Он мог потерять ее из-за другого мужчины… Он удержал мой взгляд.

— Могла ли бы ты простить это? Могла бы ты найти оправдание для него, Лиза?

Я содрогнулась. Разговор проходил таким образом, словно мы обсуждали кого-то третьего, не представлявшего большого интереса ни для кого из нас.

— Нет, — прошептала я. — Не могла бы оправдать, но могла бы понять. Если бы я… кого-то сильно полюбила, то тоже могла бы испытывать ревность, если бы этот человек дал мне основание. Говорят, такая любовь может превратиться в ненависть. Люди, которые любят таким образом, должны быть уверены, что их любовь взаимна.

Я почувствовала, как Анджела с изумлением отодвинулась от меня. Я посмотрела на нее и увидела, что она испытывает замешательство и в то же время любопытство.

Десмонд кивнул:

— Да, думаю, что ты могла бы так любить, а Анджела — нет. Он любил именно так. А когда ты любишь таким образом, а тебя предают, любовь превращается в нечто ужасное. Она способна довести человека до безумия. Ты видела, как она была прекрасна.

— Женщине трудно оценивать красоту другой женщины. Думаю, она… привлекала мужчин.

— Ты не находишь ее прекрасной? — прищурившись, спросил он.

— Нет, Десмонд, мне кажется, она была прекрасна, — спокойно сказала я. — Действительно, очень красива, во всяком случае, что касается ее лица и тела.

— Ты считаешь, что в красоте женщины должно присутствовать нечто еще?

— Да, есть и другие качества, представляющие интерес. В лице должен отражаться характер. Верность, понимание, доброта, сострадание… Эти качества проявляются даже на фотографии. Конечно, я никогда не видела ее.

— Ты права, — задумчиво произнес он, словно разговаривая с собой. — Верность, понимание, доброта, сострадание были чужды ей. А для тебя они важны, не так ли?

— Не только для меня. Подобные качества — суть женской натуры.

— Но не ее, — заметил он. — Когда я приехал сюда с вами, ее фотография висела в этой комнате. Я раздавил ее каблуком. Когда-то он считал Изабеллу символом всего самого желанного в женщине. Каким же слепцом он был! И каким глупцом!

— Изабелла? — переспросила Анджела. — Какая Изабелла?

Она со всевозрастающим страхом переводила взгляд с Десмонда на меня.

Он посмотрел на нее, но не ответил и снова обратил свой взор ко мне.

— Любовь окружает ореолом объект своих чувств, — заметила я.

— Верно, — согласился Десмонд. — Он видел только мечту, которую лелеял с юных лет. И эта мечта затмила реальность. Было множество недостатков, но он не видел их. Он сделал Изабеллу Махинас Изабеллой Дамас. Он женился на ней.

— О нет! Вы же говорите о той девушке из Барселоны, — пробормотала Анджела. — О той, которую убили.

— Он видел только ее красоту, — продолжал Десмонд, словно не слышал слов Анджелы. Его слова прозвучали словно оправдание. — Он осознавал только то, что она заставляла его чувствовать. Когда она покинула его, он отказывался в это поверить. Только когда она ушла, до него начали доходить слухи, он стал узнавать такие вещи, которые ему уже давно следовало знать. В течение двух лет их брака у нее были другие мужчины. Многие знали об этом. Она всегда была хорошей танцовщицей, а теперь, когда вновь обрела свободу, то стала использовать свое искусство для того, чтобы привлекать мужчин. Ей не нужны были деньги, но она испытывала ненасытную потребность в мужчинах.