Grunge Pool Drive 85 - Марьяна Куприянова Страница 2

Перелет меня измотал. За эти несколько часов я столь многое успела обдумать, что устала скорее ментально, чем физически. Напиток обжигал горло, но это было то, что надо. И даже когда чай закончился, я продолжала сидеть и смотреть куда-то, воскрешая в памяти события, из-за которых и оказалась здесь.

На всю комнату звучал David Bowie – «The Man Who Sold The World», одна из моих любимых песен всех времен. С первого раза, как я услышала ее в подростковом возрасте, и вплоть до сегодняшнего дня она все так же меня завораживала и расслабляла. А я была достаточно напряжена, зная, что на первом этаже находятся около пяти пьяных мужчин среднего возраста и крупного телосложения.

Ярко горела лампа, прикрепленная к полке шкафа слева и чуть выше моей головы. Ее белый свет не хуже солнца освещал стол, за которым я работала. Из большого куска художественного пластилина телесного цвета под давлением пальцев и стека постепенно вычленялся силуэт человеческой головы. С носом у меня всегда были проблемы, кривоватые они у меня получались. Изобразив на собственном лице всю возможную для меня концентрацию, я мяла упругую массу и срезала лишнее, стараясь не думать о том, что меня тревожило в тот момент.

Конечно, я знала всех этих мужчин. Одним из них был мой отец. После развода он долгое время не мог найти себе места. И вот, наконец, нашел – нажираться с друзьями каждые выходные, гостеприимно распахивая двери своего дома и забывая обо мне.

Но так было не сразу. Сначала они просто выпивали за просмотром хоккейных матчей, ели пиццу и наггетсы, весело проводили время и не засиживались допоздна. Я была даже рада за отца – убитый этим тяжелым разводом, он находил в себе силы улыбаться в компании друзей. Я, например, сил не находила.

Но незаметно для меня, в какой-то момент эти безобидные посиделки превратились во что-то рискованное и удручающее. Все они так напивались безо всякого хоккея, что друзья отца начали оставаться у нас в ночь с субботы на воскресенье. Долго буянили, не давая мне уснуть, но, в конце концов, вырубались под действием алкоголя.

Я не знала, как это остановить. Первое время пыталась выпроводить мужчин за дверь, но в одиночку с ними мне было не справиться. Вызывать полицию было глупо и странно. Разговоры с отцом тоже ни к чему не привели. Он с честными глазами обещал, что прекратит все это, бросит пить, возьмет себя в руки, и это был точно последний раз, но с наступлением выходных пил еще больше и моментально забывал о своих обещаниях, едва прикасался к бутылке.

Он становился другим человеком, опасным и непредсказуемым. Будто его подменили на другого. Этому человеку все равно было на меня, на себя, на свой дом и чувство собственного достоинства. Он получал долгожданное беспамятство и больше не думал о женщине, которая так жестоко его оставила. Но вместе с этим он забывал и о том, что у него есть дочь. И каждый уик-энд это пугало меня все больше.

После развода я, естественно, выбрала жить с отцом, даже не представляя, во что он со временем превратится. Поначалу не было никаких сомнений, что с ним мне будет лучше, а матери я и вовсе не нужна. Мне не хотелось видеть ее еще хоть раз в жизни, и я была счастлива, что она умотала в Уотербери со своей новой любовью, стряхивая с ног пыль от обломков нашей семьи.

Я не могла не остаться с отцом. Ему я нужна была еще больше, чем он мне. Но утешения в лице меня ему оказалось недостаточно. А ведь я тоже нуждалась в поддержке. Хоть чьей-нибудь. И у меня ее не было.

Наверное, куда легче пережить развод родителей, когда ты ребенок и еще не совсем понимаешь, как устроен этот мир. Ты кажешься себе героем, способным решить любую проблему, у тебя много друзей, которые всегда помогут, ведь они любят тебя, и все вокруг такое простое и банальное, что совершенно не о чем переживать. Ты уверен, что знаешь жизнь, и чьи-то советы тебя унижают.

Однако, взрослея, понимаешь, что ты – бессильный кусок мяса, плывущий по течению обстоятельств, не обладающий достаточной отвагой или смекалкой, чтобы избавиться хотя бы от одной из десятков своих проблем, и друзей у тебя вовсе нет, ни одного, и, оказывается, никогда не было настоящих, и в действительности ты ни черта не знаешь, никому не нужен и никто тебе не поможет, кроме, разве что, родителей, которые всегда так надоедали со своим желанием во всем помочь.

Мне было двадцать два на тот момент, когда выяснилось, что мама изменяет отцу, и семья наша рухнула, будто сухое дерево, в которое ударила молния – с чудовищным треском. Для меня это был серьезный удар, я как раз оканчивала университет, и нервов мне без того хватало. У меня не осталось даже того фундамента, который дает семья. Под ногами не было ни-че-го. Я так и замерла в подвешенном состоянии, не зная, что делать с жизнью.

Не то что бы мои отношения с матерью были хорошими до развода, скорее назовем их нейтральными. Мы недолюбливали друг друга, стараясь не скандалить без повода. Но после этого предательства я раз и навсегда уяснила, что такая малодушная и эгоистичная лгунья заслуживает максимум презрения и ненависти с моей стороны. Она просто исчезла из нашей с отцом жизни, и мы бы больше никогда не общались, если бы не то, что произошло.

После бессмертного хита Дэвида Боуи включилась песня Korn – «Alone I break», и именно тогда в мою запертую изнутри дверь начали ломиться. То, что случилось дальше, заставило меня навсегда возненавидеть эту ранее любимую мной композицию.

– Отец?! – крикнула я, привстав из-за стола и наскоро вытирая руки.

С холодом в груди я поняла: происходит что-то нехорошее.

– Открой, Сара!

– Где отец?

– Он уснул, открой.

– Уходите!

Судя по шуму, их было несколько, и они определенно очень хотели войти.

– Открой, мы все равно выломим дверь.

– Что вам нужно? Идите домой, пожалуйста! – мой голос надорвался и треснул, как сгоревший провод, от ужаса, который я испытала.

Дверь громыхнула от мощного удара. Еще немного, и они ее точно сломают. В груди и в висках у меня быстро стучали тяжелым молотком. Кровь приливала к мозгу, чтобы он решил важнейший вопрос – как мне спастись? Но вместо этого у меня закружилась голова