Жизнь №2 - Anne Dar Страница 2

Из двери, вырезанной в стене напротив по правой диагонали от нас, вышел доктор, который занимался моей рукой. Высокий, статный брюнет лет сорока, пышущий силой и любовью к своему делу, с обручальным кольцом на безымянном пальце и рыжей ассистенткой, отличающейся безразличным взглядом.

– Можно с вами поговорить? – доктор обратился, как мне показалось, к нам с Закари, но стоило мне встать, как он уточнил: – Нет, только ваш сын. Вы подождите здесь. Не беспокойтесь, всё в порядке. Просто заполнение документов.

Я не поверила ему. Опустившись назад на твёрдый пластмассовый стул, я проводила взглядом Закари внутрь кабинета доктора и, как только дверь кабинета захлопнулась, нервно поджала свои почти полностью утратившие цвет губы. Десять лет назад другой доктор, более молодой и менее опытный, подобным тоном вызывал меня в свой кабинет, желая поговорить о Геральте. Он тоже просил не беспокоиться перед тем, как выдал мне ужасное… Бессердечно ли это? Говорят, что это просто профессиональная черта… Черта, которую не хотелось бы переступать, как будто придвинулась к моим ногами и стукнулась о носки моих всегда начищенных черных туфель без каблука. Я начала делать то, чего доктор попросил меня не делать – переживать. Сразу же сняла с плеча повязку – люди, которые удерживают свои конечности при помощи вспомогательных средств, всегда выглядят и даже являются в какой-то степени беспомощными. В моём случае всё ещё хуже, ведь в дополнение к обожжённой руке я ещё и старуха. Но я, конечно же, не беспомощна. Ни в какой степени.

Стоило нам с Закари выйти из больницы и оказаться в тёплых лучах июньского солнца, как моё переживание растаяло. Бдительность – то, что с возрастом тает так же неумолимо, как физическая сила.

Глава 2

Я выросла в очень хорошей, любящей семье адвоката Райана Армитиджа и домохозяйки Опры Армитидж. Появилась я у них, когда матери было тридцать, а отцу шел тридцать пятый год. Из нас сразу же получилась замечательная семья. И всего-то у нас всегда было вдоволь: и любви, и уважения, и денег.

Мои родители были кареглазыми шатенами, но ни на одного из них я не была по-настоящему похожей. Моя кожа, на фоне их загорелой, всегда отливала белоснежностью, мои волосы были черны, словно смоль или вороново крыло, как любила говорить мама, мои глаза имели странный цвет, сочетая в себе смесь синего и зеленого оттенков. Хотя оба мои родителя и имели весьма симпатичные внешние черты, многие наши знакомые никак не могли понять, в кого именно я пошла своей красотой, что порой сильно расстраивало мою маму. Она была убеждена, что мои губы похожи на её, а мои от природы укладывающиеся лёгкими волнами волосы достались мне от отца. Она могла бы быть правой, но не была. Внешне я действительно не была на них похожа. Иное дело внутренне – мы мыслили и чувствовали в унисон. Такой гармонии, какая была у меня с родителями, кажется, вообще не существует между детьми и их родителями, а значит, её можно назвать необыкновенной или даже чудесной.

Так как я была единственным ребёнком в семье, мама все свои силы вкладывала в то, чтобы на благодатной почве достатка не вырастить из меня избалованного и эгоистичного ребёнка, какими росли многие единственные дети её многочисленных подруг. Она прививала мне сочувствие к ближним и любовь к окружающему миру, которые у меня, по моим внутренним ощущениям, и без того были врождёнными, а так как мама неустанно культивировала во мне мои положительные врождённые качества, в итоге с возрастом я столкнулась с проблемой психологического характера, которую осознала лишь с полным поседением собственной головы – чрезмерная эмпатия во многом определила мою жизнь.

Наш дом был просторным, двухэтажным, с двумя комнатами для гостей, которых у нас всегда было много, с выбеленным дощатым фасадом, со всегда несвоевременно подстриженным газоном и с лепными клумбами у крыльца, заполненными маргаритками, фиалками и ромашками. В таком просторном доме, наполненном солнечным светом и особенным уютом, кажется, нельзя было не завести детей или домашних питомцев, а лучше и тех, и других.

У нас всегда было много домашних питомцев, всех обязательно по паре, чтобы не допускать одиночества: канарейки в большой угловатой клетке, объёмный круглый аквариум с золотыми рыбками, ещё один, только прямоугольный и более просторный, аквариум с черепашками, и пара морских свинок, которым был отведен целый чулан под лестницей. Родители начали обзаводиться зверинцем ещё до моего рождения. Таким образом они – или, быть может, только мама – пытались абстрагироваться от мучившей первое десятилетие их брака проблемы бесплодия, которая в итоге благополучно разрешилась моим появлением.

Я всегда хотела себе собаку. Это желание жило нереализованным на протяжении целых шестидесяти пяти лет моей жизни. Самым первым препятствием к осуществлению детской мечты стал почти панический страх мамы, который она испытывала даже перед маленькими собачонками. В детстве её укусила за щиколотку соседская австралийская овчарка, у которой она взяла щенка, даже едва заметный шрам на щиколотке остался, так что о желанной собаке я могла позабыть до совершеннолетия, но я не позабыла и после.

Через животных родители прививали мне не только любовь ко всем живым существам, но и аккуратность, и терпение, и много других важных для человеческой души качеств. Обо всех питомцах заботились я и мама. Когда мы теряли кого-то из них, что всегда происходило по причине старости, мама расстраивалась настолько, что могла хандрить долгие недели.

С самого детства я хорошо ладила с людьми и хотя предпочитала не находиться в самом центре внимания, всё же всегда оказывалась впритык к бурлящим событиям. Моё общество нравилось людям, моё мнение всегда имело вес, с малых лет мои ровесники бессознательно тянулись ко мне, словно чувствовали во мне не только уверенность, но и способность не осудить и не обидеть нарочно. В детстве, юности, а затем в молодости и в пожилом возрасте у меня было много хороших подруг и друзей. Десятки людей интересных, странных, мыслящих, чувственных, чудаковатых, глубоких, ярких – разнообразных… Никого из них уже нет в живых. Свою последнюю хорошую подругу – Минерву Мод Таккер – я потеряла два года назад. Она скончалась в возрасте семидесяти девяти лет. Самого же главного моего друга у меня нет уже целое десятилетие.

Со своим будущим мужем я познакомилась за неделю до своего семнадцатилетия. Геральт Армитидж был на целых