Колыбель твоих оков - Лили Вайт Страница 2

я с трудом могла оплачивать мою маленькую студию, да и то в таком плохом индустриальном районе, но с зарплатой постдока все должно стать намного лучше. К тому же, если я сниму квартиру намного ближе к своей работе, я смогу наконец взять собаку из приюта, ведь у меня будет время погулять с ней утром и вечером вместо того, чтобы добираться на работу и с работы за тридевять земель. У меня нет конкретного плана, какую именно собаку я хочу взять — крупную или мелкую, породистую или беспородную, это просто будет чье-то одинокое сердце, и мне кажется, когда мы с животным встретимся взглядом, мы узнаем друг друга. Безусловно, мне нелегко решиться взять на себя ответственность за собаку, и иногда мелькает мысль взять кошку — она не так нуждается в компании человека, гуляет сама по себе. Как, впрочем, и я…

Я выхожу из дома, на улице светит майское солнышко, и у меня прекрасное предчувствие. Такси приезжает очень быстро, и я добираюсь до пункта назначения с ветерком за двадцать минут. Так жаль, что я пока не могу позволить себе квартирку поближе к университету, тогда я могла бы ходить пешком.

Я быстро расплачиваюсь с водителем и понимаю, что у меня в запасе остается немного времени, чтобы пройтись по Гарвард-Ярду. Мое самое любимое место, спасавшее меня столько раз во время аспирантуры. Место, где я обретала душевный покой и равновесие во время сумасшедших дней написания публикаций, высасывающих всю силу и разум. Я иду по знакомым дорожкам среди студентов и обычных в этом месте толп туристов, которые делают селфи или фотографируют друг друга на фоне красных зданий в английском стиле. Я хочу использовать время до интервью, чтобы настроиться на предстоящую беседу и думаю о том, что все сложные моменты нашей жизни когда-нибудь заканчиваются, и даже то, что кажется неразрешимым в настоящий момент, разрешается неожиданным образом, и часто это к лучшему.

На яркой траве лужаек сидят студенты, очевидно, это первокурсники, которые пока еще живут в общежитиях — «домах», или как их здесь называют, «ярдах». Мне невольно вспоминается, как однажды какие-то отчаянные парни сфотографировались вот так же, в бриджах и шортах, на лужайке, но только зимней и заснеженной, собрав на какое-то время всеобщие взгляды и внимание. Говорят, студенческие годы самые счастливые, а годы аспирантуры — самые беззаботные. Что ж, быть может, когда-нибудь и я буду рассказывать эти небылицы доверчивым слушателям.

Сердце слегка подпрыгивает внутренним будильником, я смотрю на часы — да, мне пора. Я направляюсь в сторону Оксфорд-стрит, к зданию кафедры молекулярной биологии. Нужно быть на месте хотя бы за несколько минут до интервью, чтобы перевести дух. Сколько бы интервью я ни проходила, насколько бы ни казалась себе спокойной, каждый раз в последний момент накатывает волнение. Но я вновь собираюсь, настраивая себя на доброжелательный разговор с моими коллегами-учеными, ведь ученые — это особая порода людей, одержимых общими целями.

Когда я наконец дохожу до монументального красного здания кафедры молекулярной биологии, становится совсем жарко, и я корю себя за то, что не надела блузку с коротким рукавом. Я поднимаюсь на верхний этаж по лестнице, мое дыхание немного сбивается, и я понимаю, что нужно было поехать на лифте. Тут буквально пахнет деньгами, лаборатории заполнены дорогим оборудованием. Теперь понятно, на что тратит деньги университет. Или, может быть, у кафедры молекулярной биологии есть какой-то персональный спонсор?

Как только я подхожу к кабинету профессора Лорэна, навстречу мне из-за своего рабочего стола поднимается девушка-секретарь.

— Вы как раз вовремя, — молодая привлекательная шатенка провожает меня в кабинет и закрывает за мной дверь.

Я надеялась, что у меня будет хотя бы пара минут отдышаться после подъема по лестнице. И да, какое-то время я даже занималась пилатесом, но все, что касается ходьбы по ступенькам, никогда не было моей сильной стороной.

— Доброе утро, — произносит низкий голос, я поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с парой ярко-голубых глаз. Этот пронзительный взгляд ошарашивает, от неожиданности я теряю дар речи. Молодой мужчина лет тридцати пяти не задерживает на мне свое внимание слишком долго и опускает глаза, заглядывая в документы, скорее всего, в мое личное дело. И я ловлю себя на мысли о том, что мне стало обидно из-за того, что я так быстро потеряла этот взгляд.

— Доброе утро, — наконец-то с опозданием проговариваю я. Не дай бог, теперь члены комиссии подумают, что я немного «того».

За столом сидят двое белых мужчин и одна женщина индийской внешности. Один из мужчин, профессор Рустерхольц, которого я сразу же узнаю, был экзаменатором на защите моей диссертации. Это приятный пожилой мужчина в очках в тонкой металлической оправе, у него уже совсем седые волосы на голове и практически белые усы. Это была его идея, чтобы я пришла на интервью, и это он дал мне знать, что одна из самых шикарных лабораторий Гарварда получила дополнительное финансирование и предлагает позицию постдока.

Мужчина, который со мной поздоровался, молод и невероятно хорош собой, я и не думала, что в науке есть такие красавцы. Конечно, я заранее загуглила его имя и досконально изучила его страничку в «Резерч Гейт»3, но оригинал превзошел все ожидания. У обладателя низкого голоса и ярко-голубых глаз каштановые волосы и широкие плечи. Он поднимается и проходит к кулеру, и я провожаю взглядом его идеально сложенную спортивную фигуру. Он высокий (наверное, даже выше Бетан), на нем дорогой темный костюм и белая рубашка с расстёгнутыми верхними пуговицами. Профессор Эммануэль Лорэн возвращается к своему месту. Он больше на меня не смотрит, и это огорчает меня. Я чувствую, что мои руки начинают дрожать, и в горле пересыхает. Я жалею, что не взяла с собой хоть немного воды и хоть я вижу, что кулер полон воды, не решаюсь встать и, спокойно извинившись, налить себе воды, так как опасаюсь, что мои руки будут трястись.

— Я так понимаю, вы только что окончили аспирантуру, — продолжает профессор Лорэн. Я киваю вместо того, чтобы ответить на его вопрос как нормальный человек. Поэтому он поднимает на меня вопросительный взгляд, я опять киваю и начинаю тараторить, и это выдает, насколько я волнуюсь.

— Да, только что, а точнее, две недели назад. Я так рада, что вы позвали меня на интервью, — добавляю я и тут же осекаюсь. Ну вот зачем я это сказала? А кто не рад прийти на интервью к живой легенде университета?

Я вижу усмешку на