Елена Арсеньева - Проклятие Гиацинтов Страница 2

— Убила! Ты его убила! — раздался вопль, и водитель «Газели», только что беззаботно сидевший на столбике ограды, вдруг кинулся к Алёне с кулаками и криком: — Он мертвый!

Писательница наша отпрянула, водитель пролетел мимо — и нелепо распростерся на земле. Почему-то ноги его не держали. «Пьяный, что ли?!» — изумленно подумала Алёна, глядя в спину упавшему. Впрочем, он немедленно вскочил. Глаза его и в самом деле блуждали, как у пьяного, а лицо являло из себя картину самых раздирающих чувств: ошеломления, ярости, ужаса… Утерев рукавом пыль с лица (его угораздило угодить в кучку мусора, наметенную каким-то ретивым дворником… звучит фантастически, однако, честное слово, ретивые дворники еще существуют в природе, хоть и в небольшом количестве — сущие единицы не вывелись, как класс, и не вымерли, как динозавры!), он нашарил взглядом своих побелевших глаз Алёну и кинулся было на нее с кулаками, как вдруг перед ней мелькнуло что-то синее и серое, какие-то широкие плечи, сильные руки, мужественные (другого слова в данной ситуации не подберешь) лица появились…

— Лежать! — рявкнул чей-то столь же мужественный бас, и Алёна увидела, что водитель вновь распростерт на земле, а на его спине утвердилась невыразимо мужественная нога в высоком солдатском ботинке. Обладатель ноги представлял собой широкоплечего молодого человека в милицейской форме, бритоголового и с несколько свернутым влево носом. Возможно, обладатель носа увлекался боксом и получил крепкий хук справа на товарищеском матче. Возможно, матч был не слишком товарищеский, да и вообще, не матч это был, а схватка не на жизнь, а на смерть с целой толпой нарушителей общественного порядка. А вполне вероятно, что он просто шел мимо какой-нибудь «Газели», а у нее был порван сзади тент, и вот подул ветер…

Ну, и тому подобное. Интересно знать, что сталось бы с водителем той «Газели»?

Впрочем, этому тоже не слишком повезло. Он продолжал лежать лицом вниз, с заломленными руками, карманы его были вывернуты, а из них извлечено удостоверение, и сейчас обладатель мужественной ноги, плеч и носа мужественным голосом читал:

— Смешарин Павел Андреевич… — И хохотнул презрительно: — Нашел фамилию, тоже мне! Ничего тут нет смешного! Ты что ж это делаешь, Смешарин?! С цепи сорвался — женщин избивать средь бела дня? Она тебе кто, жена? — Он смерил взглядом Алёну, потом шофера — и со знанием дела покачал головой: — Нет, она тебе не жена, сразу видно. Тогда что ж ты хулиганишь?

— Да я ее, эту ведьму, пальцем не тронул! — глухо провыл Смешарин, который по-прежнему лежал, зарывшись в землю носом. — Не трогал я ее! Пусть хоть сама скажет!

— Не стыдно ли тебе, Смешарин? — вопросил Боксер, вдавливая водилу в землю еще сильнее. — Женщину оскорблять — разве можно?

— Не женщина она, а ведьма! — донеслось почти невнятное. — Я ее и пальцем не тронул, а она… — Тут он поперхнулся перстью земной и закашлялся.

— Пожалуйста, разрешите ему встать, — поспешно сказала Алёна, которой в принципе не чужды были самые лучшие человеческие чувства. — Он меня и правда не бил. Я сама… то есть не сама, меня вот эта штука по лицу хлестнула.

И она показала на болтавшийся край тента.

Боксер мигом оценил ситуацию.

— Непредумышленное причинение телесных повреждений, связанное с халатным отношением к своим обязанностям, — вынес он приговор и снял, хотя и с явной неохотой, ногу со спины Смешарина. — Будем шофера и владельца штрафовать, и сильно штрафовать. А если эта женщ… — Он снова смерил взглядом Алёну, торопливо приводившую себя в относительный порядок с помощью влажных салфеток и маленького зеркальца, и быстро поправился: — А если эта дама захочет на тебя заявление написать, то будет совершенно права.

— Да я сам на нее заявление напишу! — завопил Смешарин, поднимаясь и выставляя напоказ перепачканную физиономию. — Она убила Коржакова!

— Коржакова? — нахмурился Боксер. — Знакомая фамилия… что-то припоминается такое… коробка из-под ксерокса, пол-лимона баксов…

— Да нет! — в отчаянии крикнул Смешарин. — Она не того Коржакова, а Серегу убила, Серегу! Вы только поглядите, он в кабине сидит! Ужас! Он — хозяин этого грузовика, и что мне теперь с ним делать, с таким?! Мы за товаром ехали, остановились тут, чтобы с хозяйкой товара встретиться и вместе с ней потом… а я ничего не знаю, ни кто она, ни какой товар, ни какой магазин… И кто мне оплатит бензин, работу? А Серегу убила вот она, она!

И Смешарин принялся яростно тыкать в Алёну пальцем, остерегаясь, впрочем, приближаться к ней и держась на почтительном расстоянии.

Тем временем Боксер, его напарник и Алёна подошли к кабине и остановились… вернее будет сказать, замерли, пораженные. Алёна даже забыла о своем разбитом лице при виде скорченного тела, нелепо застывшего в кабине.

— Эй, что с тобой? — окликнул Боксер, осторожно касаясь странно выставленного плеча, и тотчас отдернул руку, изумленно воскликнув: — Как каменный! Что ж такое, а?! Судорогой его свело, что ли?

— А вы на его лицо посмотрите, посмотрите! — прорыдал Смешарин, и все последовали его совету.

Немедленно Алёна подумала, что лучше бы она этого не делала. Лицо пассажира являло собой невероятное смешенье черт… казалось, какая-то нелепая и злая сила перетасовала их в сюрреалистическом беспорядке, подняв нос чуть ли не на середину лба, сведя глаза в одну точку и заставив несчастного оскалиться в дьявольской усмешке.

— Матушка Пресвятая Богородица… — прошептала Алёна — и услышала женский голос, со священным ужасом вторивший ей. Оглянулась и, словно в тумане, увидела бабульку, назвавшую ее злыдней.

Боксер и его напарник выразились несколько более приземленно, можно сказать, плотски, но смысл, в общем-то, сводился в огромному потрясению, которое они испытали.

Бабулька меленько крестилась, закрыв глаза, чтобы не глядеть на ужасный труп. Алёна тоже зажмурилась было, но так ей стало еще страшнее: искаженное, нереальное, жуткое лицо маячило перед внутренним взором, поэтому она глаза открыла, но опустила голову, чтобы не видеть этого кошмара. Надо было отойти, отойти поскорей от кабины, но она не могла сдвинуться с места. Колени подгибались, пришлось ухватиться за край кузова, чтобы устоять на ногах.

Бабка вцепилась в Алёну. Ее тоже не держали ноги, беднягу. Напарник Боксера стоял сам, но его заметно пошатывало.

Боксер, надо отдать ему должное, пришел в себя быстрее прочих. Он выхватил из кармана носовой платок, развернул его — платок оказался размером примерно метр на метр, был стерильно-чист, белоснежен и идеально отглажен (картина устойчивого семейного благополучия мгновенно нарисовалась в воображении Алёны), и набросил его на голову водителя, прикрывая его от взглядов идущих мимо людей. А потом встал так, чтобы вообще загородить своими саженными плечами открытое окно кабины.