Патриция Макдональд - За все надо платить Страница 2

Впереди показался их дом, стоявший на углу. С тяжелым вздохом Кили повернула на подъездную аллею и выключила зажигание. Некоторые окна светились, на крыльце все еще красовалось чучело из кукурузных стеблей и тыквы, которое они с Диланом соорудили к Духову дню[1]. Но никто не зажег свет на крыльце, никто не подошел к дверям, заслышав на подъездной аллее шум ее двигателя… Знакомое, привычное ощущение безнадежности сжало сердце Кили. Она поняла, что ее мужу не стало лучше.

Открыв входную дверь, Кили немного подождала — вот сейчас Дилан выскочит в прихожую и молча, без слов обнимет ее. Она прекрасно знала, что не может его позвать: любой громкий шум мог причинить боль Ричарду. Но ее сына нигде не было видно. Может быть, Дилан не слыхал, как она подъехала? Она купила ему портативный магнитофон с наушниками, чтобы он мог хотя бы слушать свои любимые пленки, когда в доме нельзя было шуметь. Может быть, он у себя в комнате, слушает свой «магник»?

Кили прошла в кухню, поставила свой портфель на стул. На кухонном серванте стояла чашка с остатками мутноватого чая, разбавленного молоком, и блюдце с использованным чайным пакетиком. По-видимому, это все, что Ричард сумел проглотить за целый день. А вот Дилан, похоже, и вовсе не поел, вернувшись домой, хотя после футбола у него всегда был волчий аппетит. Кили нахмурилась. В доме было слишком тихо.

Она подошла к подножию лестницы, помедлила и начала подниматься. На промежуточной площадке до нее донеслись какие-то странные звуки, похожие на приглушенные всхлипывания.

— Дилан? — тихонько позвала она.

Ответа не последовало. «Это магнитофон, — заверила себя Кили. — Он просто слушает магнитофон. А может, это Ричард?»

— Милый, это я! — негромко окликнула она.

Ответом ей было молчание.

У Кили вдруг закружилась голова, дыхание участилось. В воздухе чувствовался какой-то незнакомый запах. Незнакомый… и неприятный. Добравшись до самого верха, Кили заглянула в темный коридор и увидела слабый свет, пробивающийся из-за полуоткрытой двери кабинета Ричарда.

— Ричард! — чуть громче повторила Кили. Чем ближе она подходила, тем отчетливее доносились до нее всхлипывания. — Ричард, ответь мне…

Ее голос сорвался, страх сдавил сердце. Случилось что-то ужасное, теперь она в этом не сомневалась. Страшное предположение пришло ей на ум, но Кили отбросила его, не раздумывая. Нет. Он этого не сделает. Только не Ричард!

Она подошла к двери кабинета и остановилась. На первый взгляд все выглядело как обычно. Горела небольшая настольная лампа на письменном столе Ричарда, привычно гудел его компьютер, работавший в щадящем режиме: на черном экране вспыхивали яркими кругами и тут же гасли изображения планет, а между ними медленно плавал космический корабль. На столе, как всегда, царил идеальный порядок. Но что-то было на ковре. Беспорядочно разбросанные темные брызги. Они попали и на стену.

— Господи, — прошептала Кили. — Господи, господи, господи, господи!

Она сама не знала, о чем просит, но понимала, что ей нужна помощь.

Всхлипывания раздавались все громче, вот послышалось сдавленное рыдание. Кили переступила через порог и вошла в комнату. Она уже знала, что обнаружит. Но отступать было поздно.

Ричард лежал на ковре, неловко подогнув под себя одну руку и выбросив другую в сторону. Под его головой расплылось темно-красное пятно, подобное смертному венцу. Рядом с его рукой на ковре лежало что-то темное, напоминавшее какое-то маленькое животное. Должно быть, зрение сыграло с ней злую шутку. Но, еще не наклонившись, чтобы рассмотреть поближе, она уже поняла, что это такое, хотя никогда прежде не видела ничего подобного вблизи.

Это был пистолет. Кили уставилась на него. Пистолет. Они никогда не держали в доме оружия. «Откуда здесь взялся пистолет?» Но она уже знала ответ. Иногда, во время самых жестоких приступов, Ричард начинал рассуждать о том, где можно было бы раздобыть оружие. В такие минуты его глаза затуманивало отчаяние. А когда она начинала умолять его не говорить так, он уверял, что просто пошутил.

Кили протянула руку и коснулась волос мужа. Они были липкими. Отдернув руку, она увидела на пальцах кровь. Всхлипывания, привлекшие ее внимание, раздавались из стенного шкафа.

Двигаясь словно в трансе, ничего не чувствуя, Кили распрямилась, подошла к шкафу и распахнула дверцы.

Дилан сидел в шкафу, обхватив руками острые коленки и прижавшись к ним лицом. Он поднял голову и посмотрел на нее. Его глаза были полны ужаса.

Кили присела на корточки рядом с ним, и он зарылся лицом в ее мягкий зеленый свитер. Все его худенькое тело содрогалось.

— Мама… — всхлипывал он.

Свитер Кили сразу промок от слез, но сама она плакать не могла. Крепко прижимая к себе Дилана, она бросила взгляд на тело мужа, распростертое на полу. Через минуту она встанет и позовет кого-нибудь. Кого-нибудь, кто сможет помочь. Но не сейчас. Она не могла отвести глаз от пистолета и от человека на полу.

— Все хорошо, малыш. Я пришла, я здесь. Все будет хорошо, — повторяла Кили, по привычке стараясь говорить шепотом.

А потом она напомнила себе, что больше нет необходимости шептать. Есть предел боли, которую может вытерпеть человек. Она всегда это знала. Для Ричарда страдания были позади.

Для нее и Дилана все только начиналось.

1

Эбби Уивер выпустила ножку кухонного стола, служившую ей надежной опорой, сделала несколько неверных шажков и, ухватившись за ногу матери, с удивлением оглянулась на преодоленное расстояние.

— Это кто к нам пришел? — Кили Уивер вытерла покрытые мыльной пеной руки, подхватила свою годовалую дочку и потерлась носом о теплую упругую детскую щечку. Эбби радостно засмеялась. — Ой, какая ты у нас стала большая девочка! — Кили зарылась лицом в мягкую трикотажную маечку Эбби и принялась щекотать носом ее животик: это был верный способ развеселить дочку. — Большущая-пребольшущая!

— Что тут поделывают мои любимые девочки? — спросил Марк Уивер, входя в кухню. Он взял Эбби у матери, прижал к груди и несколько раз поцеловал ее в макушку, покрытую реденькими шелковистыми волосиками. Рукава его щегольской рубашки в узкую полоску были закатаны выше локтей. — Ты смешишь свою мамочку?

— Представь себе, она добралась до меня совершенно самостоятельно, — пояснила Кили, с улыбкой глядя на них обоих.

Марк был адвокатом — очень успешным, блестящим, известным своей твердой и непримиримой позицией в суде. Но в обществе своей обожаемой дочурки он был не более тверд, чем протертое детское питание. На работе Марк был динамитом, но моментально сбрасывал скорость, стоило ему увидеть пушистую головку и сияющие глазки Эбби. Сослуживцы подшучивали над тем, как при любой возможности он доставал ее фотографию из внутреннего кармана и демонстрировал ее всем, уверяя, что более прелестного ребенка на свете нет и не было.