Александра Авророва - Весеннее сумасшествие Страница 2

— Но я же не прошу, чтобы ты в с е г д а так запиралась. Только если собираешься… предполагаешь… ну, то есть…

И тут я впервые обнаружила, какой Светка хороший человек. Она посмотрела на меня с удивлением и сказала:

— Я запрусь, а тебе, значит, будет не попасть в собственную комнату? Ты-то в чем виновата? Ладно, договоримся так. Я постараюсь трахаться где-нибудь на стороне. В конце концов, мужик здесь тоже лицо заинтересованное, вот пускай и ищет место. А в крайнем случае… ну, мало ли… тогда действительно запрусь на молоток. Лады?

Я радостно кивнула. Мне действительно не улыбалось часто заявляться к Наташе. Не из-за нее, нет, а из-за ее соседок. Алена и Марго почему-то сразу меня невзлюбили.

Эта история произошла в сентябре, а сейчас март. За полгода крайний случай, который упоминала Светка, грянул всего один раз. Теперь, выходит, второй, но теперь я сама виновата. Я собиралась в филармонию на концерт, а его отменили. Нелька тоже куда-то там отправилась, поэтому Светка твердо знала, что никто ей не помешает.

Я прошла по коридору до комнаты Наташи, постояла немного и повернула обратно. У меня сегодня и без того как-то смутно на душе, а если еще девчонки начнут дразниться, наверняка выйду из себя. Они, разумеется, только этого и добиваются, но я стараюсь пореже доставлять им подобное удовольствие.

Наверное, слово «дразниться» звучит по-детски, только оно отражает реальную действительность. До встречи с Аленой и Марго я и представить себе не могла, что взрослый человек способен нарочно обижать другого взрослого человека, не сделавшего ему ничего плохого. Мне казалось, такие развлечения перестают пользоваться популярностью еще в начальной школе. Тем не менее, Наташины соседки, весьма, кстати, интеллектуальные особы, при виде меня ведут себя довольно странно.

В результате я предпочла взгромоздиться на подоконник в коридоре и подождать окончания интимного момента там, коротая время за изучением английского языка. Однако если вы успели зауважать меня как трудолюбивое существо, каждую минуту использующее для занятий, советую тут же разуважать обратно. Мой способ овладевать английским весьма специфичен.

Прежде всего о том, зачем мне вообще это надо. В школе у нас был немецкий, да и в нем я не слишком преуспела. То есть пятерку имела, конечно, но ни одного немца в жизни не встречала и о произношении имею представление весьма смутное. По крайней мере, наша немка в Академии, слыша мою речь, с трудом подавляет улыбку.

Сперва я особо не переживала. В конце концов, я приехала учиться рисовать, чему учат здесь превосходно, а остальные предметы идут в нагрузку. Однако вскоре обнаружилось, что иностранный язык в Петербурге — совсем не то, что в Каргополе. У нас это нелепый способ произносить непонятно то, что можно произнести понятно (то есть по-русски), а в Питере — средство общения с теми, кто русского не знает. Когда преподаватель подводит к тебе в мастерской или на выставке человека, начинающего что-то быстро и непонятно лопотать, чувствуешь себя дура дурой. Нет, иной раз мне кто-нибудь по доброте душевной переведет пару фраз — мол, гость хвалит твою работу за удачную композицию или колористику, — но я-то догадываюсь, что до меня донесли лишь комплиментарную часть, критику же деликатно утаили. Да и вообще, хочется продолжить диалог, а не стоять, невежливо пялясь и хлопая глазами.

Короче, до меня быстро дошло, что не мешало бы хоть немного знать английский. На нем, судя по всему, говорят все иностранцы — и немцы, и шведы, и финны. Счастливые Нелька или Алена — болтают на этом языке без малейшей запинки. Хотя при чем тут счастье? Они умные и трудолюбивые, вот и выучились. А я глупая и ленивая. Что мне интересно, тем готова заниматься с утра до ночи, но заставить себя тратить время на неинтересное — большая проблема. Включишь обучающую кассету, вроде старательно слушаешь, а через десять минут ловишь себя на том, что размышляешь о посторонних вещах. Плохо у меня с силой воли!

Тогда один парень из нашей группы, Сашка, дал мне замечательный совет. Он порекомендовал изучать язык следующим образом. Выбрать какую-нибудь книгу, которую я хорошо знаю в русском переводе, и читать ее в оригинале, то есть на английском. Еще удобнее положить рядом оба варианта и сравнивать. Получается, что не зубришь бессмысленный набор слов, а сразу воспринимаешь связный текст. Вот я и купила роман, который помню фактически наизусть. Стоит уцепиться взглядом за знакомую фразу, и она вытягивает из памяти абзац за абзацем. Правда, не уверена, что это совершенствует мой английский. Вот сижу сейчас на подоконнике, смотрю на нелепые латинские буквы, а голос в душе звучит по-русски.

— Я вижу, что эти рисунки сделаны одной и той же рукой. Это ваша рука?

— Да.

— А когда вы это успели? Ведь тут понадобилось немало времени и кое-какие мысли.

— Я сделала их во время двух последних каникул в Ловуде. У меня тогда не было других занятий.

— Откуда вы взяли эти сюжеты?

— Я сама их придумала.

«Неужели ты до сих пор воспринимаешь это всерьез? — спросила меня как-то мама. — Таких людей не бывает и никогда не было, Машка».

Я не стала спорить. Только если таких людей, как мистер Рочестер, не бывает, значит, я никогда не выйду замуж. Впрочем, даже если такие люди бывают — в чем я глубоко убеждена, — замужество мне все равно не светит. С чего бы мистеру Рочестеру меня полюбить? Хоть я и рисую, подобно Джен Эйр, на этом сходство между нами заканчивается.

Одно радует: она нехороша собой, а его это не отвратило. Правильно, настоящий мужчина должен ценить в женщине душу, а не внешность! «А папа? — шепнул мне ехидный внутренний голос. — Он что, ненастоящий?»

Впрочем, я быстро нашла ответ. Он полюбил маму за душу — ведь моя мама очень хорошая, — а что она красивая, это случайное совпадение. Удача, одним словом. И потом, как понимать — красивая? Вот я, например. Я пошла в маму, и некоторые восхищаются — «настоящая русская красавица!» Когда нам задали проиллюстрировать сказку о Василисе Прекрасной, сокурсники прямо-таки атаковали меня просьбами позировать. Но если пролистать журнал мод, то обнаруживаешь, что до любой из манекенщиц мне, как до неба. Прежде всего, вес. Я раньше не представляла, что есть люди, которые так мало едят, как мои соседки по комнате. Что Светка, что Нелька — похватают бутербродов на ходу, и рады. Только разве бутерброд — еда? Еда — суп, котлеты с макаронами, компот. Без них голодно и тоскливо. Вот они обе и носят размер сорок два-сорок четыре, а я — сорок шесть-сорок восемь. Я сильная и выносливая, и здоровье у меня железное. Ночью сплю, как убитая, а по утрам вскакиваю бодрая и веселая. Это неправильно. Девушка с тонкой душевной организацией — а только такая способна понравиться мистеру Рочестеру — выглядит худенькой и слабой, словно тростинка. Ее дух превалирует над телом. Со мной не так. Я не в силах заставить себя соблюдать диету, а волосы мои растут с бешеной скоростью.