Андрей Неклюдов - Золото для любимой Страница 2

Продавец сжимает в пальцах пухлое красное сердечко, и оно вправду пищит: «Ай лав ю». Покупаем это любвеобильное сердце, чтобы позабавить моих приятелей-студентов.

В общежитии мы «заводим» всех. Бесконечные шутки, хохот. Толпой готовим закуски, приправляя их музыкой и смехом, выпиваем, танцуем.

– Слушай, Федька! – толкает меня локтем мой знакомый Макс, когда мы с ним отправляемся в туалет. – Что ты сделал с бедной девочкой? Я с такой фишкой еще не сталкивался! Это что-то! Она же не спускает с тебя глаз, в рот смотрит. Мы все для нее – тени, она видит только тебя!

Мм-да… Только вот постепенно эта ее преданность и восхищение начинают меня тяготить…

Поезд по-прежнему бежит на восток – все ближе к моему сомнительному убежищу и все дальше от покинутого мною прошлого. За окном еще долго будут мелькать картины русской глубинки: ели вперемешку с березами (первые в конце концов задушат вторых), тёсовые крыши изб, серые дощатые сараи, копны сена, мотоциклы – сразу по нескольку штук во дворах с развернутыми в разные стороны, поблескивающими на солнце рулями, мужики на мотоциклах на переездах, терпеливо провожающие глазами наш состав. Подо мной на нижних полках все так же будут бубнить трое моих соратников. И все так же будут выстукивать свою издевательскую песенку колеса: «Дурукдурбк-дурукдурбк-дурукдурбк».

Глава 2. СОРАТНИКИ

Лежа на своей полке, я стараюсь направить мысли по безопасному азимуту: вспоминаю, например, как в институте на практике нас обучали работе с лотком, и шаг за шагом восстанавливаю в голове эту несложную, но требующую сноровки и терпения процедуру. Или пытаюсь вообразить, как триста лет назад ехали в том же направлении, к малоизведанному тогда Каменному поясу – в телегах, с запасом провизии и нехитрым инструментом, с крестьянами-рабочими – первые русские рудознатцы. Ехали за золотом.

Вообще-то цель нашей экспедиции не золото, а алмазы, но это ничего не меняет.

Из путеводителя по Юго-Восточному Уралу

«Открытие кочкарского золота относится к 1799 г., официальная разработка его началась в 1844 г. Однако еще прежде, во времена Екатерины II, здесь, на Юго-Восточном Урале, периодически действовал Санарский рудник, устроенный на месте древних плавильных печей. За полторы сотни лет здесь добыто более 200 т золота. В 1886 г. Кочкарские прииски посетил Д. Н. Мамин-Сибиряк».

Путеводитель этот везет с собой начальник отряда, и я уже перечитал его от корки до корки, силясь хоть чем-то отвлечь себя от горьких мыслей.

В разговоре коллег я не участвую, даже не слышу порой их голосов. Но временами словно просыпаюсь и тогда недоуменно прислушиваюсь, точно человек, пришедший наконец в сознание после удара дрыном по голове.

Вот как сейчас.

Володя (Владимир Кириллович Колотушин, начальник отряда): Я смотрел последние отчеты по нашему району. Упорно пишут о лампроитах, а по их же собственным химанализам – это не совсем лампроиты, вернее, совсем не лампроиты.

Виктор Джониевич Сыроватко (ответственный исполнитель темы, или просто шеф): Я вот что вам скажу, коллеги: желание заказчика – закон для исполнителя. Сказано искать лампроиты – будем искать лампроиты.

Мишка (шлиховщик-сезонник): Я знаю лампрофиры, а лампроиты – впервые слышу.

Кириллыч: Тебе не обязательно и знать. Твоя задача – мыть пробы.

Виктор Джониевич Мишке (авторитетно): Лампроиты – изверженные породы ультраосновного состава.

Мишка: Исчерпывающий ответ… Мне это ничего не говорит. Вы лучше покажите мне кусок: вот лампроит – и я уже его не спутаю ни с чем.

Я слушаю, и эти люди кажутся мне существами из параллельного мира. У меня рухнула вся жизнь, я едва удерживаю себя, чтобы не выйти в тамбур и не выброситься с поезда, а они сидят и с глубокомысленным видом рассуждают об этих чертовых лампроитах.

Как геолог я, само собой, понимаю, что для нашей работы эти породы важны, поскольку они, как и широко всем известные кимберлиты, могут нести в себе алмазы. Но, честно говоря, мне плевать, найдем ли мы эти лампроиты. Даже алмазы для меня сейчас – ничто (если бы они у меня и были). Ненужные, бесполезные стекляшки, которые некому подарить.

«Было бы лучше, если б я тебя вовсе не знал. Я был бы прежним. Сидел бы сейчас вместе со всеми, пошучивал, болтал о лампроитах… А так… мне словно перебили хребет».

Пока записываю это обвинение-жалобу, поезд замедляет ход, передергивается, сбрасывая с себя лишнюю скорость; по пыльному стеклу ползут тени зданий – все медленнее, пока не замирают.

Станция.

Мишка лихорадочно припадает к окну:

– Владимир Кириллыч! Станция!

– Ну и что? – лукаво щуря глаза, притворяется тот непонимающим.

– Надо бы сбегать!

– Достаточно.

Мишкино удлиненное лицо еще более удлиняется, изо всех сил выражая недоумение, разочарование, обиду:

– Смотрите… Потом в вагон-ресторан придется бежать, – он раздосадовано опускается на сиденье, почесывая маленькой коричневой рукой неопрятную русую бороду, слишком внушительную для его щуплой фигуры. Затем извлекает из кармана пачку вырванных из журналов страниц с кроссвордами и демонстративно погружается в их разгадывание.

Виктор Джониевич возвращается к прерванной теме:

– У них там на Урале сейчас идет борьба сторонников и противников алмазного направления. Нам надлежит держаться средней линии. И при этом показать свое профессиональное реноме.

Виктор Джониевич питает пристрастие к вычурным словечкам и нередко говорит загадками, так что уловить его мысль не каждому удается. Вот и сейчас их с Кириллычем диалог напоминает, скорее, театр абсурда.

Колотушин: Нам надо составить бумагу о разграничении полномочий с местным геологическим предприятием.

Виктор Джониевич: Не суетись.

Колотушин: Но без этого нам не переведут вторую часть договорной суммы.

Сыроватко: Надо сделать так, чтобы самих себя не подставить. Это всё политес.

Колотушин:?…

Сыроватко (путаясь в понятиях): Надо пролонгировать, то есть прозондировать… чтобы потом не упираться лбом и не тыкаться носом. Продумай детали.

Кириллыч (после некоторого раздумья): В общем, я напишу, что промывку лотками ведем мы, а шурфы и большеобъемные пробы – на них. Так?

Виктор Джониевич: – Здесь дело тонкое. У них там сейчас политические маневры. Надо не противопоставить себя ни одному из лагерей. Усёк? Мотай на ус.

Колотушин: – Ммм… Ясно.

Сыроватко: – Значит, ты это дело возьми под свой контроль. Короче, держи руку на пульсе.

С этими людьми мне предстоит вместе жить и работать почти три месяца…