Безымянный подросток с окраины города - Даниил Бравцев Страница 20

палящим солнцем, просачивалась в изгибах лица, в каждой его линии, словно начерченных полным страсти художником. Тени переливались на мышцах тоненькой шеи, переходящей в нечто безумно желанное, называемое ключицами, этой ямочкой меж ключиц, обтянутых кожей шоколадного цвета… который так и хотелось попробовать. Кровь бурлила в венах, Андрей уже чувствовал, как плоть под кожей на его лице становится всё горячее и горячее. Хоть из полуоткрытого окна и дул прохладный ветерок, он не мог остудить кипящую внутри магму, которая теперь была вызвана не злостью, нет, сейчас здесь нечто другое, нечто сладкое и аппетитное, желанное животной частью, желанное не сердцем, а нервной системой, ниточки которой тянулись к шоколаду.

– Ты очень смелый, – Клеопатра подошла ближе, теперь Андрей мог чувствовать её дыхание на своей коже. Тёплое, приятное дыхание. – В нашей школе никогда не было таких, как ты. Скажи, все кадеты такие?

– Нет, – он был не в силах оторваться от её карих глаз, кровь продолжала приливать вниз. – Там тоже хватает своих отбросов.

– Но ты не отброс, – она обвила его левую руку пальцами и слегка сжала ладонь. – Ты сильный, прямо настоящий мужчина, а не то что наши одноклассники.

– Разве Синицын не казался вам сильным?

– Он просто огромный, но не сильный. Конечно, если он ударит кого-то из класса, то тот сразу ляжет, но ты… – Из розовых губ так пошло и одновременно притягательно вылетело «ты»… Одно слово, от которого по ногам пробежала слабая дрожь. – … ты поставил его на место. Теперь он рыдает в платок, а сейчас вообще слинял с урока, чтобы пореветь дома. Андрей Бедров, ты превратил нашего мачо в половую тряпку. Я хочу выразить тебе своё восхищение.

Точно из богатой семьи, раз так общается, подумал он. Но все мысли разом померкли, когда ладошка начала скользить по мышцам на его руке, еле-еле касаясь кожи. Этот почти призрачный контакт подливал масло в огонь, пальцы плавали в воздухе, совсем чуточку не дотрагиваясь до мышц. Она меня дразнит, подумал Андрей сквозь густой, очень плотный туман. Но он и не был против. Если честно, что-то в глубине души жаждало того, чтобы его подразнили.

– И как… – Он запнулся, сглотнул, прочистил горло и продолжил: – Как ты собираешься выразить своё восхищение?

И снова улыбка. Улыбка дьяволицы. Улыбка, которую хочется попробовать на вкус, во власть которой хочется отдаться. Улыбка девушки, словно сотканной их греха и потому желанной.

– Ты же в Кадетском Корпусе жил в казарме, да?

– Да.

– И вокруг были только парни, да?

– Да.

Клеопатра подошла ближе, совсем вплотную, её дыхание стало обжигающим, способным подпалить кожу, и перешла она на шёпот. Шёпот, щекочущий Андрею ухо.

– Ты же совсем недавно приехал оттуда, а там совсем не было девушек, да?

– Да.

– И у тебя ведь нет дамы сердца. Нет?

– Нет.

– А ты такой сильный, такой уверенный, такой… – она прислонилась к его уху – … желанный. Я хочу подарить тебе то, что ты так заслужил.

Она сжала его пах, услышав резкий выдох, а затем – сдавленный стон. Какое-то время мир заполняла тишина, всё вокруг замерло, только машины далеко-далеко на улице звенели клаксонами, но даже они не могли прорезать эту тишину. Секунды две или три Андрей слышал только льющуюся в висках кровь, не чувствовал вообще ничего, вообще ничего, выпал из реальности, а потом, когда дрожь ударила по всему телу…

… Андрей взорвался.

Он схватил Клеопатру и прижал к стене, проигнорировав звук удара, и просто жадно – подобно дикому зверю у водопоя – вцепился в её губы. И оказались они такими влажными… Нет, Андрей не целовался, он попал в плен чужих скользящих по нему губ, которые целовали его, пробовали на вкус.

Клеопатра ещё сильнее сдавила пах.

Андрей начал расстёгивать пуговицы на её рубашке – висящей вообще ни к чёрту, совсем не нужной! – и, в конце концов сорвавшись, просто схватил за края и распахнул, оторвав пуговицы. На миг он отцепился от губ и взглянул на то, что предстало перед ним, – красота юного тела, лишённого складок и растяжек, без единой морщинки и… да, шоколадного цвета.

Андрей не успел пробыть в школе неделю, а перед ним уже стояла обнажённая одноклассница, считавшаяся самой красивой в коллективе.

– Не стесняйся, кролик, – Клеопатра притянула его к себе и поглотила губы. Такие медленные, странные движения, сколько, скользко, скользко, очень скользко, а язык дрейфует по дёснам, и вот он встречается с другим языком, столкновение архетипов, нет, здесь гораздо больше столкновение идеологий двух потерявшихся судеб или людей потому что в судьбу я не верю а кровь кровь такая горячая везде прямо кипит как мне хорошо как мне хорошо лишь бы подольше пусть всегда и я буду носить её на руках я люблю тебя Клеопатра Клеопатра Клеопатра Клеопатра Клеопатра Клеопатра…

– Я тоже люблю тебя, – она расстегнула ремень и запустила ему руку под резинку трусов. Когда ладонь обхватила то, что дышало огнём, карие глаза так расширились, что стали совершенно круглыми. – Ого! А ты не хвастался! Теперь я ещё сильнее хочу, чтоб ты меня трахнул! Я прошу тебя! – Клеопатра прижалась к нему всем телом, каждая её клеточка, каждая пора стремилась к сильному мужскому телу – такому рельефному и желанному. Её ладони схватили шею Андрея, а сама Клеопатра, не скрывая дрожь в голосе, прошептала на ухо: – Трахни меня так, чтоб я запомнила на всю жизнь. Трахни меня так, как это делает Андрей Бедров!

И он трахнул её так, что даже потом, стоя в ЗАГСе рядом с будущим мужем, Клеопатра против воли вспомнит те кафельные плиты в школьном туалете, тот подоконник, ту кабинку и Андрея Бедрова, идеально выполнившего её просьбу.

Глава 5

От яблони

Наступила вторая половина октября.

Синяки, оставленные на лице Андрея, сошли, бледным пятном пропадал лишь подаренный отцом – в тот день, когда его повысили в должности. Температура с каждым днём всё стремительнее приближалась к нулю, но пока сохраняла знак «плюс», хотя прогулки по крышам стали короче, потому что прохладный ветер, гонимый с Финского залива, начал приносить с собой дуновение подступающей зимы. Листья, что когда-то были на деревьях, теперь жёлто-оранжевым ковром устилали асфальт перед школой, окрашивая её периметр в цвета ранней, уже прошедшей осени. Настала та осень, во время которой тебя посещают серые, сковывающие тело мысли, во время которой так рьяно ждёшь зиму, чтобы наконец увидеть белый снег – такой белый, что ты обрадуешься как дитя, увидев его на смене этой унылой серости.

Синицын не появлялся в школе неделю, а когда явился, Андрей не смог не ухмыльнуться, увидев его лицо и вспомнив слова, вылетевшие из пухлых губ: «А что с вашими лицами? Это вы