Светлана Демидова - Любить птичку-ткачика Страница 20

– На одном этаже с моей фирмой находится еще куча всяких офисов, например нотариальная контора, бюро переводов и прочее…

Мила наконец заметила, что сидит слишком близко к Владимиру Юрьевичу, а его рука покоится у нее на плечах. Выскользнув практически из его объятий, она отодвинулась на безопасное расстояние.

Цебоев потер ладонь освободившейся руки, будто она у него уже успела занеметь, и, улыбнувшись, сказал:

– Впрочем, вы правы: черный ход не помешал бы. Но для этого мне нужно всего-то ничего: разбогатеть и приобрести особнячок.

– Пока не светит?

– Не светит.

– А возможно?

– Не знаю. Я как-то всерьез не думал об этом… до сегодняшнего дня.

Владимир Юрьевич убрал с круглого лица улыбку и спросил:

– Зачем вы все-таки пришли ко мне, Людмила Леонидовна? Что-то случилось?

– Случилось… да… Может быть, вы поможете мне выяснить, каким образом произошла утечка информации? Как получилось, что меня просто… выдавили… с подиумов, а некая Параскевич…

– Подождите! – остановил ее Цебоев и оглядел Милу, как ей показалось, странным взглядом. – Лучше расскажите-ка все по порядку.

Мила кивнула. Она долго и обстоятельно рассказывала ему все с самого начала о том, как «заболела» тканью, которую преподаватель привез из Марокко, как создала свою, о салоне «Ива», о своих победах и нынешнем поражении. Она видела, как по мере ее рассказа каменело лицо Цебоева. Она не могла понять, что ему не нравится из того, что она говорит, но остановиться не могла. Ей надо было наконец выговориться, пожаловаться и попросить если не защиты, то хотя бы помощи. Возможно, он не занимается такими делами, а потому так угрюм, но Миле больше не к кому обратиться. Не искать же другое агентство и опять сгорать от стыда перед новым человеком.

– Владимир Юрьевич! – буквально взмолилась она. – Если вы сможете отыскать концы, объяснить мне, как все произошло, возможно, мне еще удастся восстановить утраченные позиции и… Я готова заплатить за ваш труд любую цену…

– Любую? – усмехнулся Цебоев и оглядел ее исподлобья изучающим взглядом.

– Да… И денежными знаками, и… – Мила осеклась и замолчала.

– Ну что же вы? Денежными знаками и… – подхватил он.

Мила взглянула ему в глаза и сказала:

– Вы говорили, что я вам нравлюсь…

– Говорил, – кивнул он. – И не отказываюсь.

– Так вот… – решилась она. – Если вы мне поможете, я готова… встречаться с вами… есть кислые щи… из одной тарелки… спать… в одной постели… Словом, что захотите…

– Вам так дорога ваша ткань? – удивился Цебоев.

– Да…

– Но… согласитесь… это всего лишь… тряпка…

– Да… тряпка… как деньги всего-навсего… бумажки… а любовь – только лишь… Впрочем, не будем развивать эту тему дальше. Вы… вы согласны на мое предложение?

Цебоев встал с дивана, и Мила по скользкому сиденью опять непроизвольно сместилась с насиженного места. Он отошел к окну, зачем-то выглянул на улицу, потом, вытащив из-за занавески маленькую леечку, полил жирный мясистый цветок, стоящий на подоконнике. Мила знала, что его называют денежным деревом. Этот цветок очень походил на своего хозяина, отличаясь только колером. Владимир Юрьевич снял с одного из толстых лоснящихся листьев пылинку, сдул ее со своего закругленного пальца, повернулся к дивану и наконец произнес, пристально глядя ей в глаза:

– А что вы скажете на то, Людмила Леонидовна, если я потребую предоплату?

– Предоплату? – не поняла она.

– Ну да… Вы мне многое предложили на выбор: и есть из одной тарелки, и спать в одной постели… Так вот! – Голос его стал жестким. – Я прошу в качестве предоплаты – постель! Вы согласны?

Мила поднялась с дивана. Ее пальцы подрагивали от желания вцепиться ему в толстую жирную шею, похожую на короткий ствол денежного дерева. Она сжала их в кулаки и таким же жестким голосом ответила:

– Если вы поможете мне, я согласна.

– На предоплату постелью? – решил уточнить он.

– Да.

– Когда?

– Что когда?

– Когда будет совершена предоплата? Раньше этого я за дело не возьмусь.

– Когда вам будет удобно?

– Мне будет удобно сегодня вечером.

– Где?

– У меня дома. Я не имею особняка, но квартира у меня хорошая.

– Когда мне надо быть готовой?

– Я заеду за вами в 20.00. Устраивает?

– Вполне. Форма одежды?

– Любая, поскольку общение в постели не требует одежды вообще.

– И все же каковы ваши предпочтения: эротическое белье? туфли на шпильках? ошейники в стиле садомазо?

– Я традиционалист. Эротическое белье повредить не может. А туфли – на ваш выбор. Главное, чтобы вам было в них удобно до тех пор, пока не придется их снять.

– Все ясно. Я могу идти?

– Идите.

Мила вышла из кабинета Цебоева на деревянных ногах. Она и детали предстоящего вечера обсуждала с ним деревянным языком. В ней все задеревенело. Она, Людмила Ивина, решила продаться толстому розовому поросенку. И продастся. Дело ее жизни того стоит. А он, этот Владимир Юрьевич, будет сегодня иметь в постели деревянную куклу – Буратино женского пола. Пиноккио. Деревянного солдата из войска Урфина Джюса.

При виде лица Милы, оскалившегося в страшной улыбке, Снежана сочувственно покачала головой и даже услужливо открыла ей дверь приемной, подскочив к ней в один прыжок.

Мила ехала в лифте, потом брела по оживленной, уже совсем летней улице, думая только об одном. О том, как все в этом мире безобразно и отвратительно устроено. Ей было плохо. Внутри поселилось что-то липкое и чавкающее. Но Миле было этого мало. Ей хотелось, чтобы было еще хуже. Жаль, что Цебоев не извращенец. Надо бы, чтобы он оказался садистом. Мучил и рвал ее плоть. Ей именно это и нужно, чтобы уж все одно к одному. Чтобы напиться наконец унижения на всю оставшуюся жизнь и чтобы больше уж никогда… Никогда! Никогда не подпустить к себе ни одного мужчину! Вообще никого! Она будет одна! Одна! Она доведет свою ткань до ума, запатентует ее наконец, продаст патент и уедет… Куда? Да куда глаза глядят из этого города соблазнов, насилия, предательства и греха!!

Дома Мила наконец разрыдалась. Громко, как только могла. Она изрыгала из себя уродливые звуки, ломая сковавшую ее тело деревянность. Она вдруг поняла, что Цебоева не устроит бесчувственная кукла. Он захочет от нее страсти, ласки, талантливой имитации великой чувственной любви. Она не сможет… Нет… конечно же, не сможет… Она зря это затеяла. После сильного смуглого тела Романца обнимать поросенка… Это выше ее сил. И она не будет этого делать. Надо умолить сыщика помочь ей за деньги. За большие деньги. За те, которые она только сумеет найти. Она возьмет в долг. Можно взять ссуду… Можно даже продать часть помещений «Ивы» или сдать их в аренду…