Мадина - Николь Келлер Страница 21

– Я не могу…Просто не могу, – шепчет она, готовая вновь сорваться в истерику.

– Хорошо, хорошо, девочка, успокойся, мы не будем сейчас об этом.

Сколько времени мы так видели в обнимку, я не знаю, но Мадине удалось успокоиться и уснуть в моих объятиях. Я осторожно отнес девочку в ее комнату, накрыл одеялом и коснулся ее щеки легким невесомым поцелуем. Я хотел бы остаться с ней, заключить в свои объятия и оберегать ее от всех кошмаров, но боюсь, к такому она еще не готова. Сгорит со стыда, увидев в постели мужчину рядом с собой и окончательно замкнется или, что еще хуже, снова будет думать о том, чтобы уйти. А я не могу отпустить эту малышку. Уже не могу…

Глава 8

Мадина

Отец стоит напротив и смотрит на меня с превосходством. Ухмыляется, сложив руки на груди:

– Скажи, чего ты добилась, Мадина? Неужели твой побег стоил мучений твоей матери? Посмотри на нее. Посмотри, что ты натворила.

Он отодвигается, и я вижу свою мамочку. Она вся в синяках и крови, ее руки трясутся.

– Мама…мамочка, – шепчу я, отчаянно желая подбежать к ней, обнять и пожалеть, но что-то меня держит, не пускает.

Она в ответ медленно поднимает голову, смотрит на меня и пытается улыбнуться пересохшими и потрескавшимися губами.

– Мадиночка…доченька…, – только и может прошептать она. И вдруг она падает на бок, истекая кровью, и, не мигая, смотрит в одну точку.

Крик боли и отчаяния вырывается из меня. Я кричу, надрывая голосовые связки и легкие. Пытаюсь двинуться с места, побежать, но что-то удерживает меня, и я стою, словно пригвожденная к полу.

– Мамочка! Мама! Помогите!! Пожалуйста, кто-нибудь…

И тут же слышу торжествующий голос отца:

– Это ты виновата, Мадина, ты виновата, что твоей матери больше нет.

Я снова кричу, плачу, в легких не хватает кислорода, их жжет, словно огнем.

– Мадина, проснись! Хорошая моя, открой глаза, – слышу до боли знакомый голос. Слышу и не могу вспомнить, кому он принадлежит, но я иду на него, потому что чувствую в нем уверенность, защиту.

Чувствую, что меня трясут за плечо и утирают слезы. Открываю глаза и медленно прихожу в себя, осознавая, где нахожусь.

– Тише, успокойся, Мадина. Это сон. Это всего лишь сон.

Я сажусь в кровати, натягиваю одеяло до подбородка, кутаюсь в него, как в кокон, пытаясь согреться. Меня трясет, и я не могу успокоиться. Я думала, что сбежала от кошмара, оставив все дурное в отцовском доме, но на деле этот кошмар переехал вместе со мной, поселившись в моей голове.

Неделю я наслаждалась спокойной, умиротворенной жизнью: мои синяки и ссадины почти зажили, что радовало Льва; готовила для любимого мужчины, радуясь тому, что могла ему угодить, ждала его с работы, а вечером не могла на него насмотреться, с жадностью впитывая в себя каждую черточку его образа. Мне было хорошо и уютно.

Единственное, что огорчало меня в этом добровольном заточении и беспокоило – отсутствие возможности связаться с мамой. Каждый мой день начинался с мыслями о ней, ими же и заканчивался. Каждый миг я молила Бога, чтобы с ней все было хорошо. Но я понимала, что сейчас не время раскрывать свое местоположение, иначе все наши старания пойдут прахом.

Почему же так холодно? И страшно…

Лев аккуратно садится рядом со мной на кровать и приобнимает меня за плечи, от чего я вздрагиваю.

– Тихо, тихо, малышка, я просто хочу тебя согреть, – успокаивает мужчина, поглаживая меня по спине.

– Мне не холодно. Мне страшно.

Лев тяжело вздыхает и какое-то время молчит. Вдруг резко поднимается на ноги и тянет меня за собой.

– Пойдем, – лишь коротко произносит он.

– Куда?

– Бороться с твоими страхами.

Хороший мой, если бы против них было средство…В моем случае надо убивать причину, а не следствие. Но все же я кутаюсь в одеяло и, придерживая края, бреду за мужчиной.

Лев приводит меня на кухню, сажает на стул и достает из холодильника…пакет молока. Наливает его в большую кружку, кладет пару ложек меда и ставит греться в микроволновку.

– Моя мама всегда грела мне молоко с медом, когда в детстве я просыпался ночью и не мог уснуть, потому что боялся монстров под кроватью, – вдруг произносит он, стоя ко мне спиной и глядя в окно на ночной город.

– Я, наверно, тебе причиняю столько неудобств своим ночными криками. Прости, пожалуйста, – извиняюсь. – Я не знаю, как с этим бороться. Я хотела бы вылечить голову, но, кажется, ОНО пустило корни в мою душу, намереваясь задушить меня, – уже тише, сильнее кутаясь в одеяло и продолжая дрожать.

– Не говори глупостей, Мадина. Я- взрослый мальчик и, если бы меня что-то не устраивало, поверь, я нашел бы сто и один способ вернуть себе комфорт. Решив тогда, на улице, помочь тебе, я взял всю ответственность на себя за твою дальнейшую судьбу. Не потому, чтобы тебя чем-то обязать, а потому, что я так захотел. И я отдавал себе отчет, что могут возникнуть какие-то трудности, но это все – херня. Гораздо больше меня волнует твое душевное состояние.

Я не знала, что ему ответить на такое честное признание, но когда хотела возразить что-то, пропищала микроволновка. Лев подал мне стакан со словами:

– Пей, это должно помочь тебе успокоиться.

Я беру кружку двумя руками, грея об нее ладони, и осторожно делаю первый глоток. Лев открывает окно и прикуривает сигарету. Так мы и проводим время посреди ночи: я, укутанная в одеяло, пью молоко с медом, Лев, нахмурившись, курит, задумавшись о чем-то своем.

И неожиданно он начинает говорить и, чем дольше он говорит, тем сложнее мне понять: он рассказывает все это для меня или для себя.

– Мы расстались резко и очень давно. Я совсем тебя не знаю и не помню, потому что мы были тогда детьми, да и у нас довольно внушительная разница в возрасте. Но меня тянет к тебе. Тянет в эту квартиру, которую я никогда не считал домом. Тянет, потому что тут стало уютно, каждый вечер пахнет домашней едой, заботливо тобой приготовленной, несмотря на все мои запреты. И потому что тут ты. Такая чистая, добрая, доверчивая и беззащитная. Ты создана для того, чтобы тебя защищали, Мадина, – на этих словах безумно смущаюсь и краснею. Не знаю, куда себя деть, поэтому делаю большой глоток молока, чтобы мне не пришлось что-либо говорить. А Лев не