Три ступени вверх - Олег Юрьевич Рой Страница 21

– Ты че, сеструха? Уважь, посиди с нами, пивка выпьем. Я ж не зову тебя в хлам напиваться, так, чисто для отдыха. После пивка знаешь как спится? Пошли, не кочевряжься. Вон и Никас про тебя уже спрашивал. Вроде пригласить куда-то хотел.

Никасом в компании Витька именовали его старого дружка Колю. Не потому что он напоминал художника Сафронова – вряд ли приятели вообще знали о существовании такого. Скорее всего, Коля стал Никасом просто ради краткости. С модным художником его сближали разве что длинные волосы. И отчасти профессия – Коля работал маляром-отделочником, по словам Витька, «зашибись, каким суперским!» Может, брат и правду говорил, может, Коля-Никас и впрямь был Паганини краскопульта и Моцарт шпателя. Только Мие-то это зачем? Спрашивал он, видите ли! Нет, поддаваться на приглашение Витька никак нельзя.

– Ну че ты? Зависла? Пошли-пошли, не фиг морду воротить!

Господи, взмолилась Мия мысленно, ну пусть из соседней комнаты его позовут – куда, мол, делся, тут наши проигрывают! Или выигрывают, без разницы. Но там, за стенкой, молчали.

Зато, словно в ответ на ее мольбу, лежавший на подоконнике (подальше, чтобы не сразу схватить, если зазвонит) телефон засветился, закурлыкал…

– Да, да, – деловито заговорила Мия. – Да, как раз сейчас готовлюсь. Ой, еще пахать и пахать, – ей подумалось, что Петенька на другом конце провода (или радиоволны, точнее) должен в обморок грохнуться. Никогда еще она не реагировала на его звонки с таким энтузиазмом. Да еще и неся при этом какую-то немыслимую чушь. Ничего, Петенька переживет.

– Прости, Вить, – повернулась она к брату. – Я подойду попозже, ладно? Постараюсь… – и опять заговорила в телефон про несуществующий семинар, подготовку и прочие сложности.

Витек, хмыкнув, удалился.

Мия улыбнулась. Сейчас он добавит еще баночку-другую пива, обнимет свою подружку, покричит в поддержку (или в осуждение) гонщиков или футболистов, мелькающих на телеэкране, и про нее на время забудет. Если повезет, то и до завтра. Только надо свет погасить. Если Витек решит, что она спать легла, будить ее он точно не станет. Еще и компашку свою, может, пораньше разгонит.

Перед Петенькой пришлось, конечно, извиняться, но с этим Мия справилась в два счета: перепутала, мол, абонентов, а сейчас – да, зарылась в учебники, ну и что, что учебный год еще не начался, мне нужно… Вот нужно, и все тут! Но вообще разговаривала с ним куда дружелюбнее, чем обычно, – все-таки его звонок спас ее от настырности Витька.

Нужно, и все тут, повторяла она, уже погасив свет и притворившись спящей. Если Ален не позвонит еще неделю… Черт, что же тогда делать? Выдумывать еще какую-нибудь «случайность»? Или повод, чтобы самой позвонить? Неужели придется – самой?

* * *

Он позвонил через четыре дня. И – о удача из удач! – Мие действительно было не слишком удобно в тот момент разговаривать: она стояла в деканате, изучая расписание и отвечая на вопросы секретарши Ольги Никоновны, обновлявшей личные дела.

Поэтому говорить пришлось коротко и нейтрально: да-да, нет-нет, прочее от лукавого.

– Мия! Вы будете обновлять право пользования бассейном? – прорвался в ее мысли сухой голос секретарши, моментально скатившийся до плохо скрываемой враждебности. – Хотя… – Ольга Никоновна скользнула ненавидящим взглядом по Мииной фигуре. – Вам же это не нужно?

Мие и раньше приходилось слышать за спиной реплики в духе: везет же некоторым, подарила природа точеную фигурку, а тут хоть тресни, килограммы и вторые-третьи подбородки словно сами появляются! Хоть тресни, да. Особенно разумно это звучит, когда ты без остановки именно что трескаешь – булочки с кремом. Да еще сладкой газировкой их запиваешь. Тут никакая природа не поможет. Мия, однако, никогда по этому поводу ничего не пыталась никому доказать – бесполезно. Не рассказывала, как ходит «по ученикам» пешком – потому что на занятия в спортзале нет ни времени, ни сил. Да и на бассейн, кстати… От пакета, стыдливо припрятанного за секретаршиным столом, отчетливо несло свежей сдобой. Часа через полтора набегут приятельствующие с «Оленькой» дамочки с кафедр – пить чай и вздыхать о том, что «после родов разнесло» и ни одна диета не помогает, а ведь они даже не обедают!

Отключившись, Мия сунула телефон в карман с небрежно-равнодушным лицом. И – улыбнулась. Сейчас она и Ольгу Никоновну, и ее подружек почти любила. Вот была бы у нее волшебная палочка – ей-богу, не пожалела бы, обеспечила бы каждой жалобщице идеальные формы!

Или, если бы умела, прошлась бы колесом. Честное слово! Но – не умела. Да и странно было бы перед деканской дверью акробатические трюки исполнять. Но внутри – колесом! – каталось солнце, жаркое, слепящее, победительное!

Телефонный звонок точно шлюзы открыл – она улыбалась всему подряд: Ольге Никоновне, которая попыталась сказать гадость, а получился комплимент, удачному расписанию, в котором на самом деле не было ничего особенного, солнечному зайчику даже! Настроение плескалось, брызгалось, искрилось – весь день! И снилось ей что-то эдакое, и с утра опять внутри все так и пело, гремело фанфарами, сверкало и кувыркалось. Торжествовало.

Получилось! И позвонил сам, и продолжения ему явно хочется – на ужин пригласил! Действительно, хоть в пляс пускайся.

Даже Янка заметила. После первой лекции (Мия села отдельно, чтобы никто не мешал наслаждаться этим внутренним торжеством) подошла:

– Ты сегодня прямо светишься.

Хотя вот Янке-то лучше бы и не замечать ничего. Пока.

С привычной едкостью Мия спросила сама себя: пока – что? И мысленно махнула рукой – там видно будет. Но вот прямо сейчас Янке точно ничего знать не следует. И чем дольше, тем лучше.

Наряд к предстоящему ужину она выбирала еще более тщательно, чем перед путешествием. Хотя выбирать, как и тогда, было особенно не из чего. Остановилась на белом, с тонким бледно-зеленым листвяным рисунком шелковом платьице – очень простом: узкий, в талию, лиф без рукавов, с круглым вырезом и юбка-клеш. На ветру она опасно вздымалась, как на знаменитой фотографии Мэрилин Монро, но вряд ли в ресторане будет ветрено, правда? Поверх платьица надела бледно-оливковый льняной пиджачок с рукавами чуть выше локтя. И – туфельки, никаких босоножек! Но чтоб комплект не выглядел слишком строго, на плечо, вместо полагавшейся сумочки, повесила рюкзачок. Тоже оливковый, из холстинки. Белый шелк платья подчеркивал нежную смуглость кожи и стройность шеи, а зеленый узор словно бы отражался в глазах, делал их ярче, глубже и вместе с тем прозрачнее.

К месту встречи явилась чуть не за полчаса – и пряталась в магазинчиках и