Шальная любовь (СИ) - Дельмаре Александра Страница 23

Вино само просилось в рот. Надежда вспомнила это бабушкино выражение, которое часто слышала раньше. Чаще всего это происходило, когда бабушка в весёлом цветастом фартуке пекла блины, подкладывая внучке, со словами "сам в рот просится", очередной румяный блинчик. И, звучно поцеловав её в макушку, снова бежала к плите. Так им было хорошо вдвоём на маленькой кухне. Особенно, если впереди выходной, и в ленивое воскресное утро можно никуда не спешить, затягивая завтрак на целый час.

Бабушка! Видишь ли ты оттуда, сверху свою любимую внучку? Она пока держится, старается не пропасть в этом неприветливом мире, но ей так не хватает поддержки…

– Надь, о чём задумалась, – Лёшка прервал её мысли, – давай выпьем за встречу! Отказы не принимаются!

А никто и не думал отказываться! Она сделала глоток, потом ещё, зажмурилась. Божественный напиток! Вино, терпкое, с фруктовым ароматом, не разочаровало, согрело горло, разрумянило щёки, придало уверенности и какой-то несвойственной ей лихости.

– Лёша, – девушка поставила бокал, взглянула ему в глаза, решительно и твёрдо, – я пришла, чтобы … расстаться с тобой. Навсегда.

– Ты что говоришь-то, Надька! Чего тебе в голову-то взбрело?! – он заговорил быстро, протянул через стол руку, пытаясь дотянуться до неё. – Я в Москву их-за тебя приехал, слышишь?

Надежда опустила голову, ей стало жаль Лёшку. Искренне, по-настоящему. Плохо, когда тебя бросают, тяжело. А тут ещё мелодия зазвучала, нежная, щемящая душу. И слова такие, что ей захотелось плакать "Я не хочу тебя терять…"

– Так значит, скажу, прощай, и ухожу? А я-то тебя предупредить пришёл. Как настоящий друг. Верный, – он поднял палец вверх.

Что такое? Девушка подняла глаза.

– Надь, расставайся-ка с этим бизнесом. Зачем он тебе сдался! Другие люди им заинтересовались, серьезные люди, страшные. – Лешка добавим металла в голос. – Иначе будут неприятности, и большие. Очень большие.

– Что? – она удивлённо взглянула на парня. – С чего ты это взял?

– Меня просили передать, кто, не знаю, но рожа бандитская.

Ей угрожают?! Ничего себе! Это же Москва, а не Чикаго, в конце-то концов!

– Нет, Лёша, нет! Считай, что я ничего не слышала.

Надежда встала, пошла к двери. Ничего она делать не будет! Последнюю волю своей родственницы выполнит, и будь, что будет!

– Это Москва, дура! – Лёшка быстрым шагом шёл за ней. – Тут пырнуть человека ножом – раз плюнуть! Подумай об этом!

Высоко подняв голову, не удостоив своего бывшего парня взглядом, она вышла из кафе. На улице сразу стало легче, падающий с белого неба белый снег успокаивал, умиротворял. Белоснежное великолепие… А ещё ноябрь на дворе. Вдоль тротуара стояли серебристые от снега машины с маленькими сугробиками на крышах, двигались люди, одинаково белые. Мирная картина. Надежда шла вперёд, утопая в этом пушистом снегопаде, закружившем город, гоня прочь страшные, невесёлые мысли.

* * *

На застеклённой лоджии Аниной квартиры, закутанные в полосатые пледы, они сидели рядом, наблюдая за бушевавшей на улице снежной метелью. Снежинки стучались в стёкла, как будто просились, на свою погибель, к ним в гости, в тепло и уют. Иногда сильный порыв ветра сбрасывал их, прогоняя вниз, но на освободившееся место липли другие, заглядывали в квартиру, как маленькие белые мотыльки.

Аня и Евгений, заворожённые этим дивным зимним спектаклем, сидели молча, занимаясь прекрасным ничегонеделаньем, таким позволительным в субботний день. Женькина рука, нашедшая под теплым пледом Анины пальцы, легонько поглаживала их, иногда касаясь кольца, напоминавшего о будущем грандиозном событии под названием свадьба. И сердце парня замирало от счастья. Стопроцентного, огромного счастья. Оно немного омрачалось тем, что Аня чувствовала себя неважно, первые месяцы беременности ей давались с трудом.

«Кажется, задремала», – подумал Евгений, осторожно высвобождая свою руку и вставая с кресла. Оно жалобно скрипнуло, молодой человек замер, испуганно взглянув на Анино лицо. Спит. Тихо, на цыпочках он направился в комнату, у него ещё море дел.

Став востребованным юристом, Евгений не уставал удивляться своей везучести. Судьба благоволила к нему, чудесная волшебница-судьба! То первое дело, которое, благодаря участию в телешоу, стало толчком в его карьере, даже не потребовало Женькиных усилий. Дело в том, что фигуранты дела о разводе неожиданно помирились. Вот, чудеса! Может быть, предполагаемый развод был пиар-ходом, сложно сказать теперь. В любом случае, Женя теперь завален работой, и когда он произносил имена тех, кто обращался к нему, Аня ахала и закрывала рот ладонью.

Он устроился за журнальным столиком, поднял крышку ноутбука, углубившись в изучение документов. Иногда модной паркеровской ручкой, Аниным подарком на день рождения делал пометки в лежащем рядом блокноте. Вдруг какие-то звуки привлекли его внимание. Евгений поднял голову, похолодел. И снова крик, полный боли и страха. Аня! Он бросился на лоджию и на долю секунды замер, сражённый страшным зрелищем. Девушка стояла, с ужасом глядя на капли крови, такие нелепые и зловещие на светлом полу лоджии.

Опомнившись, Женька подхватил её на руки, аккуратно, как драгоценную реликвию, внёс в комнату, положил на диван. Где этот чёртов телефон?! Дрожащими руками набрал номер скорой, едва вспомнив адрес, потом снова бросился к Ане.

– Держись, девочка моя, они едут, – не зная, что ещё сказать, растерянный, он стоял рядом, потрясённый болью, застывшей в глазах любимого человека.

Скорая не подвела, приехала быстро, и вот машина уже мчалась вперёд с включённой сиреной, ловко лавируя в плотном потоке автомобилей. Женька держал в руках её безжизненную руку, всматривался в побелевшее лицо. А сердце ныло, ныло…

В больнице Аню сразу отправили в операционную, а он стал мерить шагами больничный коридор. Семь шагов туда, семь обратно… Потом догадался позвонить Анвару. Услышав, что дочь в больнице, Анин отец бросил только «еду немедленно» и отключился. Минут через двадцать его высокая фигура уже показалась в конце коридора. Быстро, почти бегом, в спадающем с плеч белом халате он подошёл к Евгению, взглянул вопросительно, что случилось? Помрачнев, слушал сбивчивый Женькин рассказ, темнея лицом, потом отошёл в сторону, стал звонить, говорил что-то, то тихо, то гневно. Наконец сел на стул, сгорбившись, обхватив голову руками. Женя устроился рядом, что ж, они будут ждать.

Ждали долго. Наконец, в коридор вышел усталый седой доктор, не глядя им в глаза, стал что-то говорить о разрыве матки, о редкой патологии, пузырном заносе, произносил другие страшные слова. Евгений смотрел на него с ужасом, ничего не понимая.

– Её жизни ничто не угрожает, – сказал врач и, извинившись, ушёл.

«Её жизни ничто не угрожает», звонкими молоточками звучали в голове Женьки эти прекрасные слова. Давали надежду, утешали. Эти же слова он повторял, как мантру, весь вечер, который мужчины провели здесь, в коридоре больницы. К Ане их так и не пустили, велели приходить утром.

И вот, после бессонной ночи, Евгений снова мерил шагами коридор, дожидаясь часов посещения. Наконец-то можно пройти, десятая палата, второй этаж. Анино лицо на подушке, печальное, бледное, заставило сжаться сердце. Увидев Евгения, она заплакало, тихо и обречённо. Он бросился целовать эти мокрые дорожки слёз на её щеках, говорил что-то доброе, быстро и сбивчиво. И гладил её руки, голову, плечи.

А в дверь уже входят новые посетители, оттеснили Женьку, столпились у Аниной кровати. Чтобы не мешать, он вышел в коридор, зелёные стены которого будет помнить всю жизнь. И этот жёсткий стул, на котором он ждал известий. «Что ж, что произошло, то произошло, – думал Евгений, – случилась страшное несчастье. Но мы вместе, вдвоём, а это сила, выстоим».

– Нет-нет, пап, я прошу не звонить маме, – услышал он Анин голос. – Что хорошего, если она сейчас сорвется с места и примчится? Я скоро напишу ей и всё расскажу.

Алина, Анина мама, совсем недавно переехала вместе со своим новым мужем Арсением в Болгарию. Захотела жить у тёплого моря. А у Арсения, как оказалось, там друзья, помогли устроиться, выбрать и купить квартиру.