Джудит Гулд - Плохо быть богатой Страница 24

Ну нет, для этого они слишком реальны и серьезны. И все же, что они в ней нашли, чтобы завертеться вокруг волчком?

Альфредо воздел к небу руку и властно щелкнул пальцами. Прелестная и молчаливая, как призрак, темнокожая девушка с кошачьей грацией и наголо обритой головой, с огромными золотыми кольцами серег и в оливковом кимоно, сшитом из парашютного шелка, скользнула в комнату сквозь дверной проем.

— Пантера, будь ласкова, проводи… — Альфредо выжидательно посмотрел на Олимпию.

— Билли Дон, — быстро проговорила женщина, мгновенно изменив имя Ширли на имя одной из своих любимых героинь из фильма „Рожденные вчера".

Ширли попыталась было обидеться: чем это так нехорошо ее настоящее имя? Однако все происходило слишком быстро. Ситуация менялась каждую секунду, прежде чем она успевала вставить слово.

— Проводи Билли Дон в гримерную, — скомандовал Альфредо, — с ней нужно еще поработать. — И, обернувшись к Ширли, добавил: — Ну, вперед, Билли Дон. И не бойся — нет оснований. Честное слово, тебе совершенно не о чем беспокоиться. Попробуй просто расслабиться и быть самой собой.

Расслабиться? Ширли не сводила с него недоуменных глаз. Должно быть, он просто смеется над ней!

12

Центр ресурсов Ширли Гудмэн при Технологическом институте моды — огромное здание из стекла и бетона — располагалось на 7-й авеню между 26-й и 27-й улицами. В архитектурном плане это унылое, невыразительное и не радующее глаз сооружение. Никаких положительных эмоций у Анук оно не вызывало, но и не замечать уродства она не могла. Резко толкнув стеклянные двери, она стремительно влетела в них, лишь бы не видеть этого отвратительного здания.

Отделанный белым мрамором холл на втором этаже выглядел не лучше: абсолютно пустой, он казался просто голым. Анук решительно устремилась вперед, к четко намеченной цели. Миновав единственный предмет убранства холла — стойку дежурного, она направилась к галерее Сэмюела и Митсе Ньюхаусов, расположенную сразу за ней.

Заметив Лиз Шрек, которая уже дожидалась ее у входа в галерею, нервно посматривая на часы и сердито оглядываясь, она замедлила шаги и недовольно нахмурилась.

Неважно, как часто видела она Лиз за все эти годы, — каждый раз она, казалось, была застигнута врасплох самим фактом существования сталь нелепого создания и не могла сдержать своего изумления. Лиз Шрек являлась живым воплощением безвкусицы. Безжалостно яркий свет, окатывая ее сюрреалистическим сиянием, подчеркивал всю безобразность ее голубоватого пальто из искусственного меха; оранжевая башня акриловых волос, повязанных розовым прозрачным шарфиком, отливала химическим блеском, словно свежеизготовленное и упакованное для продажи промышленное изделие. Казалось, нажми на нее — и она, пискнув, развалится.

Анук с королевским достоинством двинулась ей навстречу.

— Дорогая Лиз, — она вложила в интонацию все тепло, на какое была способна, — как я признательна вам, что вы сумели прийти пораньше!

— Миссис де Рискаль… — Сиплый, прокуренный голос Лиз звучал достаточно вежливо, однако глаза оставались настороженными и обвиняющими. Анук с первого взгляда поняла: с Лиз ей придется потруднее, чем с Дорис Баклин. Лиз умела быть на редкость злопамятной и неколебимо добродетельной. Праведность, уязвленная гордость, вызов и пуританская мораль — вот те спутники, что сопровождали Лиз Шрек по жизни.

— Через несколько минут соберутся все приглашенные на прощальную церемонию, — сказала Анук. — Может быть, спустимся вниз, чтобы можно было поговорить без посторонних глаз? — Не дожидаясь, пока Лиз ей ответит, она мягко, но уверенно взяла ее за руку и направилась вниз по лестнице, в галерею на нижнем этаже.

После голой, холодной коробки верхнего холла вы внезапно оказывались в экзотических джунглях моды. Выставка „Сюрреализм в моде" раскинулась в бесконечных лабиринтах коридоров и тихих залов. Темные стены и мягкие ковровые покрытия создавали атмосферу потусторонней тишины и полумрака, являясь превосходным нейтральным фоном для самых невероятных моделей, выгодно оттеняя их. Каждый экспонат купался в море света, лившегося из специальных светильников.

Анук была настолько зачарована выставкой, что почти забыла о причине, приведшей ее сюда. Надо бы непременно вернуться сюда через пару дней. Эта выставка рассчитана на истинных знатоков и любителей моды, то есть именно на тех людей, кто, как Анук, мог по достоинству оценить ее своеобразие и неповторимость. Представленные экспонаты едва ли подходили под понятие „мода" в его обычном понимании. Каждый являлся произведением искусства, проявлением индивидуальности его творца.

А уж что говорить об экзотике! Здесь был причудливый металлический бюстгальтер со спиральными „сосочками", разукрашенный кожаный комбинезон, гульфик которого был отделан хромом, потрясающий ансамбль из ниспадающих один на другой шелковых шифоновых листьев, платье из перьев, которое превращало его обладательницу в редкую экзотическую птицу, и еще одно, преображавшееся в движущийся, дышащий занавес, стоило только надевшей его женщине развести в сторону руки — причем занавес со всеми необходимыми атрибутами: ламбрекеном, шнуром и завязками.

Вместе с семенившей рядом Лиз Анук пересекла несколько комнат, пока не нашла одну, в которой никого не было.

— Ну наконец-то! — с облегчением проговорила она. — Здесь мы одни.

Лиз подозрительно обвела зальчик глазами: в самом центре его стоял стол, как бы накрытый к обеду, причем у каждого стула за этим столом лежала шляпа, выполненная в виде того или иного блюда.

— Ну, — бросила она в своей обычной жесткой манере, как бы одергивающей: давайте ближе к делу. — Я вся внимание.

Анук кивнула.

— Я хотела поговорить с вами о моем муже, — сказала она ровным голосом.

— О чем же именно? — Глаза Лиз настороженно впились в собеседницу.

Стягивая с пальцев длинные черные перчатки, Анук медленно проговорила:

— Он рассказал мне, что… что произошло сегодня утром. — Она прекрасно владела собой, ни словом, ни интонацией не выдав своих чувств. Глядя на эту уверенную женщину, исполненную холодной грации, никому бы и в голову не пришло, насколько ей на самом деле не по себе. Даже под страхом смерти Анук де Рискаль не покажет ранимость и боль. А уж тем более сейчас. — Что говорить, — добавила она, — Антонио чрезвычайно смущен.

— Меня это не удивляет, — оскорбленно фыркнула Лиз. — Но что тогда говорить о моих чувствах?

— Лиз, если вы позволите мне объяснить…