Энн Максвелл - Тень и шелк Страница 24

Где же Илья? Катя задумалась. Удалось ли ему спастись? Когда он вернется?

Никто не ответил ей, кроме еле слышного шороха раздуваемых ветром штор на окнах спальни.

Катя выключила свет в ванной и направилась к кровати. Комнату затопили тени, но лунный свет пробивался сквозь стеклянные двери, ведущие в боковой патио.

«Как приятно было бы выйти в ночь!» — в истоме подумала молодая женщина.

Но она осталась в темной спальне. Ее не покидало ощущение, что кто-то следит за ней снаружи, заглядывая в окна. Это ощущение она часто испытывала в «Гармонии», повсюду окруженная мужчинами.

Оно напоминало прикосновение ледяных пальцев к шее.

Ее сердце бешено заколотилось от мгновенного приступа страха, прежде чем Катя поняла, что произошло. Ее волосы были еще влажными после ванной. Они курчавились на шее, касаясь чувствительного местечка у самого затылка.

Катя поспешно потянула за черную бархатную ленточку, перехватывавшую ее волосы на макушке. Однако дрожь не проходила, холодные пальцы по-прежнему вкрадчиво ласкали затылок.

Катю охватило смешанное чувство страха и страстного желания. Для нее эти ощущения были одинаковыми и составляли неотъемлемую часть друг друга. Ни один мужчина не привлекал ее, если она могла им повелевать. А мужчин, чьи сердца и души не были в ее власти, она боялась. Особенно одного.

Илью Касатонова.

Дрожь, в которой слились лед и пламя, пронзила Катю. Она быстро прошла к бару с особым морозильником, открыла его и вытащила бутылку водки.

Ледяное горлышко бутылки зазвенело о хрустальный стакан. Водка была такой холодной, что тонкий граненый хрусталь мгновенно запотел.

Прежде чем позволить себе пригубить вожделенный напиток, Катя закрыла бутылку и поставила ее обратно в морозильник. Каждый ее жест был сдержанным и продуманным, почти ритуальным.

Она будет распоряжаться водкой, а не наоборот.

Катя пригубила прозрачную жидкость, а затем опрокинула полстакана одним глотком. Из желудка по всему телу разлилась горячая волна.

Катя довольно замурлыкала.

После вечера, проведенного с робкими, жадно посматривающими на нее банкирами, она хотела согреться изнутри, под стать атласной нежности карибской ночи.

С запотевшим стаканом в руке Катя стояла и вспоминала об ужине, только что устроенном в честь процветания «Гармонии». За столом собралась дюжина самых влиятельных банкиров Арубы. Ровно дюжина мужчин пялилась на грудь Кати, изысканно полуприкрытую и полуобнаженную изумрудно-зеленым дамаском.

Но среди этих людей не нашлось ни одного стоящего мужчины, пренебрежительно вспоминала Катя. Каждый из них опасался прикоснуться к ней, не говоря уже о большем.

Они смертельно боялись того момента мужской слабости, когда потеряют власть над собой в объятиях женщины.

Вот почему они с такой радостью бросились к шлюхам, рассуждала Катя. Со шлюхами они всегда чувствуют дебя повелителями, даже в минуты наибольшей беспомощности, когда их отяжелевшая плоть начинает извергать жалкое содержимое.

Холодно улыбаясь, Катя стояла в темноте. Еще в юности она поняла: большинство мужчин боятся утратить сексуальную власть пуще самой смерти.

— За «маленькую смерть», как говорят французы, — прошептала Катя, поднимая стакан в ироническом тосте.

Даже бестрепетные хозяева «Гармонии» боялись такой смерти.

С ней, Катей.

Этот страх они разделяли с бесчувственными банкирами, бесстрастными юристами и бесхребетными политиками мира.

«Мудрые люди, — признавала Катя. — Им известно, что я убила своего покровителя-чеченца, когда наконец позволила ему овладеть мною». И так просто — игла в средоточие мужского естества, доза яда, мгновенная смерть. От сердечного приступа, как установила полиция.

Однако воротилы русского преступного мира были иного мнения. Они ценили Катю за ум, за то, что ей удалось занять место чеченского гангстера.

Но еще больше они боялись ее.

Катя не сомневалась, что гости «Гармонии» слышали эту историю.

— За страх! — пренебрежительно произнесла она. — За этот единственный безотказный рычаг!

Она осушила стакан.

Иногда ей казалось, что весь мир населен корпоративными евнухами, бюрократами и крохоборами. Существами, лишенными внутренней-силы. Трусливыми насекомыми с ничтожным полем зрения. Сама мысль о том, чтобы допустить кого-нибудь из них к своему телу, вызывала у Кати озноб, несмотря на водку, разгоняющую кровь.

Катя направилась к морозильнику, открыла его и налила себе еще стакан. Она захлопнула морозильник решительным движением.

«Еще один, — мысленно произнесла она. — Сегодня я заслужила это удовольствие».

Она осушила стакан быстро и жадно, как будто оправдывала нарушение установленных ею самой правил о том, сколько водки и когда она может выпить безбоязненно.

Но какая разница? Катя ощутила горечь. «Я одинока. Я гордо оставляю двери незапертыми, но никому не хватает смелости, чтобы попытаться проникнуть сюда».

С ощущением беспричинного беспокойства Катя вернулась в спальню. Прозрачные портьеры, прикрывающие раздвижную стеклянную дверь, раздувал ночной ветер.

Но этот ветер принес новый запах. Запах мужчины.

Кто-то ждал ее в комнате.

Едва Катя собралась вскрикнуть, как сильная рука обхватила ее тело пониже груди. Мозолистая ладонь зажала приоткрытый рот. Он прижимал ее гибкое тело к собственному одной рукой, легко удерживая ее, усмехаясь над ее жалким сопротивлением.

Катя попыталась набрать в легкие побольше воздуха, чтобы закричать, но чужая ладонь по-прежнему закрывала ей рот и нос. Она душила Катю. Железная рука сковала ее грудную клетку, больно стискивала грудь, выжимала из нее жизнь.

— Знаешь, я мог бы убить тебя, — негромко прошептал ночной гость.

Катя похолодела. Ее терзали неуверенность, страх… и еще одно чувство, такое же примитивное, как боязнь смерти.

— Ты знаешь об этом? — хрипло спросил мужчина. Она кивнула.

— Может, я так и сделаю, — добавил он.

Его губы касались уха Кати. Он небрежно напряг бицепс, вдавившийся в ее грудь. Силы хватило бы ему, чтобы раздавить ее. Катя содрогнулась.

Неужели наконец настала та самая минута? Трепет страха и возбуждения пронзил ее. Мужчина медленно втянул воздух носом, словно только что почуял запах тела Кати после купания, ее страха и еще чего-то примитивного, почти животного. Он беззвучно рассмеялся.

— А может, и не убью, — прошептал он. — В другой раз. Живи, пока будешь послушной.

Стальная рука разжалась. Катя вздохнула.

Его ладонь заскользила по прозрачному шелку ночной сорочки, замерев под изгибом ее груди. Он потерся подбородком о нежную кожу за ухом Кати.