Если ты меня любишь, то докажи - Евгений Алексеевич Евдокимов Страница 25

виртуальная. Когда ненастоящая Нарния была разрушена, Аслан отправил всех в настоящую Нарнию, в которой все было точно также, только все были живы и там никто не умирал. Мир Аслана был настоящей Нарнией. Мне кажется, что мы сейчас живет в ненастоящей Нарнии, а после смерти попадаем в Мир Аслана. Он выглядит как наш мир, только там все по-настоящему счастливы. И я уверена, что Полина, и все другие люди, сейчас живут именно в том мире, в котором все друг друга любят.

Я посмотрел на Кристину и увидел ее сияющие глаза. Мне казалось, что она смотрит на белый полок и видит тот самый мир, о котором только что говорила.

– Знаешь, – проговорил я смотря на Кристину, – раньше я не задумывался, что стало с Полиной после ее смерти. Но после твоих слов мне не хочется, чтобы Полина исчезла в пустоте. Хочется верить, что она сейчас живет там, куда мы тоже попадем. В Мир Аслана. Полина сейчас там счастлива больше, чем это было при жизни.

– А что с твоими родителями? – Кристина повернулась ко мне и любопытным взглядом продолжила. – Ты с ними общаешься?

– Я их не видел с тех пор, как уехал в Москву, – ответил я Кристине.

– Почему ты им не позвонишь? Они же переживают за тебя.

– Не знаю. Мне стыдно им звонить. Я уехал в Москву ничего им не сказав. Все это время я только и делал что бухал. Я только сейчас начал становиться человеком. Если я им и позвоню, то только когда буду уверен в своем завтрашнем дне. А сейчас я не хочу их тревожить.

– Я бы так не смогла. Даже если бы я была наркоманкой, я все равно была бы с родителями. Да, мне было бы стыдно перед ними, но я уверена, они помогли бы мне вернуться к нормальной жизни. Они уже вернули один раз меня к жизни, когда я чуть было не покончила с собой.

– Ты сейчас серьезно? – Встревоженным голосом спросил я у Кристины и сел на кровати. – Ты пыталась покончить с жизнью?

– Ну, не то чтобы покончить. Ты знаешь что такое селфхарм? – холодно проговорила Кристина. – Сейчас покажу.

Кристина встала с кровати, повернулась ко мне лицом и немного приподняла футболку. Я увидел небольшие шрамы на животе, но их было очень много. Я пододвинулся к краю кровати и медленно провел пальцем одному из шрамов чтобы убедиться, что он настоящий. На ощупь он был немного странным. Если все шрамы немного выпирают над кожей, то этот наоборот, находился ниже, словно неглубокая яма. Я взял Кристинину ладонь, которой она придерживала футболку, и медленно опустил край футболки. Кристина села ко мне на колени, повернула голову ко мне, и смотря прямо в мои глаза, заговорила таким же холодным голосом:

– Когда мы с Костей расстались, то мне было плохо. Я никогда себя так ужасно не чувствовала. Я не ощущала себя живой. Я вообще ничего не чувствовала. Не было чувства голода, боли, страха, теплоты или холода. Порой я просыпалась и не могла встать с кровати, потому что не чувствовала своего тела. Все как у тебя после смерти Полины. И в один из таких дней, я сама не знаю почему, мне захотелось порезать себя. Не убить, а сделать себе больно. Почувствовать хоть что-то. На протяжении нескольких недель, каждое утро, когда родители уходили на работу, я брала на кухне нож и оставляла на себе эти порезы на животе, чтобы родители ничего не увидели. Ты сочтешь меня дурой, но мне нравилось это чувство. Я ощущала как нож режет мою кожу, как кровь вытекает из раны, а позже как все это заживает. Мне это безумно нравилось. Но как-то раз я переборщила. Это было в субботу. Я рано проснулась, на автомате взяла нож, приподняла футболку поднесла его к животу и уже была предвкушать чувство жизни, но моя рука дернулась и нож вонзился в меня. Мне было больно, и в тоже время приятно, – Кристина приложила руку к шраму, словно снова ощутила ту боль. Кристина смотрела на меня и продолжала говорить. – Я попыталась его вытащить, но у меня не получалось. Руки тряслись и ослабли. Я медленно пошла в спальню к родителям. Каждый мой шаг отдавался ужасной больною, словно нож с каждый разом все глубже и глубже вонзался в меня. Когда я их разбудила, то папа медленно вытащил нож, а мама вызвала скорую. А дальше я помню все отрывками. Папа приложил свою футболку к порезу, потом меня везли на медицинской тележке, а дальше я лежу на кровати под капельницей. Меня неделю не выписывали из больницы. Сначала я проходила обследования, а потом работала немного лечилась у больничного психотерапевта, но после того как меня выписали, меня записали к другому психотерапевту, и у него я лечилась больше месяца, – Кристина ненадолго задумалась и продолжила. – Ты только никому не говори. Я даже Оле про это ничего не сказала.

После Кристининой истории, я странно себя чувствовал. Было ощущение, что во мне борются два очень сильных чувства: «сожаление» и «страх». Мне стало жалко Кристину. Она оказалось слабой и была не готова к разрыву отношений. И из-за это чуть было не покончила с собой. Но я тут же начал думать о другом. Что если мы с Кристиной расстанемся, и она снова начнет резать себя, или еще хуже, решить покончить с собой? В голове тут же пробежали все мои последние сны. А сон, в котором Полина вонзала нож в Кристину, пугал меня еще сильней. Что если все мои сны были пророческими? Я начал переживать за Кристину и пообещал себя, что ни смотря ни на что, даже если я разлюблю Кристину, я никогда не сделаю ей больно и ни за что ее не брошу.

– Ну, я надеюсь, сейчас ты больше не занимаешь этим? – обнимая, спросил я Кристину. – Просто мне не хочется проснуться и узнать, что ты умерла.

– Не переживай, – проговорила Кристина и положила на меня голову. Она больше не держала за левый бок, а обняла меня. – У меня пропало желание, вредить себе. Селфхарм теперь в прошлом.

– Пообещай мне, что ничего с собой никогда не сделаешь? – Я решил перестраховаться и взять с Кристины обещание. –А если в голову придут опять дурные мысли, ты мне обо всем расскажешь. Я тебе не оставлю одной и всегда буду рядом.

– Обещаю, несмотря ни на что, если мне в голову придут дурные мысли, я сразу тебе расскажу, – проговорила Кристина спокойным голосом.

Я немного успокоился и старался больше не заводить разговор об этом. Все