Патрик Александер - Смерть зверя с тонкой кожей Страница 25

Шеппард не терял времени. Телефон был поставлен на прослушку. Разговор записывался аппаратурой в припаркованном рядом фургончике. Кроме того, специально для Шеппарда к телефону подключили дополнительную пару наушников.

Не хватало только Ричарда Эбботта.

– И что ты ему скажешь? – спросил Шеппард по надцатому разу.

– Что всё чисто и он может возвращаться прямо сейчас.

Её голос был блеклым и невыразительным.

– И без шуточек!

Беттс улыбнулась ей и сильнее сжала плечо.

– У тебя, наверное, легко появляются синяки? – поинтересовалась она.

Джоан чувствовала, как сжимаются её костистые пальцы. Снова навалилось чувство полной беспомощности. Слёзы опять покатились по её щекам.

– Нет, не надо плакать, – Беттс заботливо вытерла ей глаза уголком носового платка, – мы ведь не хотим, чтобы у нас был заплаканный голос?

Она улыбнулась так, что глазки сошлись в щёлочки:

– Кроме того, у тебя нет ни одной причины для плача. Пока.

Через час такого ожидания, телефон зазвонил.

Джоан взяла трубку:

– Гарфилд-корт.

– Джоан? – это был Ричард.

– Да?

– Всё чисто?

– Всё чисто. Можешь возвращаться прямо сейчас.

– Отлично. Скоро буду.

– Спроси, откуда он звонит, – прошипел Шеппард.

– Откуда ты звонишь?

Секундное замешательство.

– Из «Савойя». Почему ты спрашиваешь?

– Просто.

– Спроси, когда его ждать.

– Когда тебя ждать, милый?

– Не знаю. Скоро. Доделаю пару дел и буду.

Пауза.

– Джоан, ты чудо. Спасибо за всё.

Отбой.

– Вот и всё, – сказал Шеппард, – поднимаемся в квартиру и готовимся к приёму.

Он направился к лифту. Следом шли Беттс с Джоан, за ними трое из спецотдела. Беттс не отпускала Джоан от себя ни на шаг.

Надпись на дверце гласила, что лифт расчитан на четверых. Двое из спецотдела собирались подняться по лестнице, но Беттс остановила их: «Поместимся все». Она вдавила Джоан в угол и всей тяжестью навалилась на неё. Той показалось, что она сейчас задохнётся.

– Ты хорошая девочка, – сказал Шеппард.

– Слышала? – Беттс взяла Джоан за подбородок и задрала ей голову, – ты хорошая девочка.

Шеппард обернулся к Беттс:

– Я чуть не уссался, когда он там говорил «Джоан, ты чудо. Спасибо за всё».

Уже в сумерках Эбботт миновал Пикадилли-отель и повернул к Сёркес. Ещё одна проблема.

Эрос никогда не бывает тем же. То же и относится и к Сёркес. Но грязи вокруг хватает всегда. И девочки – какого чёрта они все натянули эти штуки, вроде больничных бахил? Разумеется, мода меняется каждую пару лет…»Отвлекаешься, – сказал он себе, – сконцентрируйся. Желательно на своих проблемах. Их у тебя предостаточно. Главное сейчас – найти шлюху, которая трахается с Нджалой».

Следуя инструкциям Котиадиса, он без труда нашёл и паб на углу Брюэр-стрит, и большую смуглую Дорис.

Она на самом деле оказалась большой. Точнее сказать – пышной. Её на самом деле было немало, но всё – на своём месте.

– Вы – Дорис?

– А ты? – дружелюбно поинтересовалась она. Судя по голосу – скорее кокни.

– Ну, я не совсем чтобы сказать друг мистера Осборна…

– Милый, друзей у этой старой жабы нет и не предвидится.

– Хотите заработать хороший кусок?

– Как? – она немедленно насторожилась.

Эбботт кивнул в сторону углового столика.

– Давайте сядем, выпьем и я всё объясню.

– Ты кто?

– Агент.

– Агент по чему?

– По всему, с чего можно иметь свои десять процентов.

– Послушай, милый, – сказала она всё тем же дружелюбным голосом, – у меня крутая крыша. Они из тебя дерьмо повыбивают.

– Послушай ты, милая, – Эбботт был не менее дружелюбен, – Мне ещё ни разу не попадалась крыша, в которой нельзя было провертеть пары новых дырок. Так что не надо о крышах, хорошо? Давай лучше о деле.

Дорис молча изучала его. Она разбиралась в мужчинах, должна была разбираться. Человек перед ней круче, чем кажется, заключила она. Намного круче. Дорис улыбнулась.

– О'кэй, – сказала она, – как тебя зовут?

– Джордж Уилсон.

Эбботт заказал выпить и они устроились за угловым столиком. Он объяснил, что работает агентом английских, континентальных и американских секс-журналов. И история с президентом Нджалой будет им чрезвычайно интересна.

– «Ночь Любви с Чёрной Гориллой»? Что-то вроде этого?

– Типа того.

– Слушай, если я начну рассказывать такие истории…

– Всё пойдёт под вымышленным именем. Например, Жозефина Энтеренье…

– Кто?

– Или Джейн Шор, или Фанни Хилл, что вам больше нравится.

– Кто писать будет? Я еле письмо маме написать могу.

– Положитесь на меня.

– И сколько платить будут?

– Полштуки. Может и всю штуку – зависит от того, что удастся вспомнить.

Дорин всё ещё сомневалась.

– Честно говоря, я немного могу вспомнить. Трахается без перерыва…что ещё?

– Не беспокойтесь. Мы начнём в следующий раз. Пострайтесь вспомнить, что сможете. Не только о сексе, людям нравятся разные мелочи – что он ест на завтрак, заморочки с охраной и так далее. Готов например поспорить, что на входе вас там обыскивают.

– Чтоб мне лопнуть! Лезут во все дыры, кроме сами-знаете-чего. Можно ещё стаканчик?

Фрэнк Смит был в затруднении. Ему позарез требовалось связаться с Шеппардом и сообщить о встрече с Эбботтом. Но тот как сквозь землю провалился. В офисе Смиту сказали, что суперинтендант не в городе. Где он и когда вернётся – не знал никто.

Смит предположил, что он в Питерсфилде, наблюдает за подготовкой особняка. Но и там Шеппарда не было и не ожидалось.

Не в привычках Шеппарда было исчезать, не сообщив, как с ним связаться. К таким мелочам он всегда относился очень внимательно.

Потом Смит вспомнил и похолодел. Конечно. Джоан. Вот почему он не желает, чтобы кто-либо знал, где он. А менее всего – Смит.

Он потянулся к телефону, но тот зазвонил сам. Звонил Шеппард:

– Я достал его! – голос был хриплым и торжествующим.

– Эбботта? Вы на самом деле взяли его?

– Дело в шляпе. Он едет сюда.

– Куда?

– К своей бывшей жене. Где провёл эту ночь. И где будет через час или что-то вроде того. И где мы с нетерпением ждём его – целой делегацией.

– Что вы сделали с ней?

– С кем?

– Вы знаете с кем. С Джоан.

– Допросили, только и всего. И она рассказала всё, что знала. Очень помогла нам. И помогает.

– Ты, сукин сын.

– Не понял?

Фрэнк Смит тщательно подобрал слова, не желая сказать чего-нибудь, о чём придётся потом пожалеть: