Волчья корона - Ульяна Соболева Страница 26

***

Когда зала наполнилась бессмертными и предводителями кланов, Асморон встал с кресла и все голоса стихли. Его аура, его давящая величественность и холод, которым пропитался воздух и покрылись морозным узором окна, заставили бессмертных выпрямиться и устремить взгляды на демона Смерти. Создание по силе приближенное к Нейтралам, ведь демон смерти забирает души каждого кого лишил жизни, напитывается болью и ужасом. Он переполнен мраком и кровью.

– Ваш приход означает согласие и с этой секунды пошел обратный отчет перед тем, как этот мир перевернется.

Он посмотрел на мужчину, завернутого в черный плащ с капюшоном на голове. Следом за ним вошли восемь точно таких же темных фигур. Они несли на цепях два огромных черных ящика, похожих на гробы.

– Привез… – едва слышно пробормотал Асморон и его тонкие ноздри затрепетали.

Глава 12

Я бы никогда не призналась себе, что его отсутствие, как и присутствие, я чувствую физически. Как противоречивы собственные эмоции, какая дикая внутренняя борьба, потому что я должна радоваться, что его нет, а вместо этого я подхожу к окну в безмолвном ожидании, когда распахнутся ворота, и его машина въедет на территорию особняка. Острая нехватка присутствия, уже знакомая мне неестественная ломка. Только раньше я скучала по своим мыслям о нем, по строчкам о нем, по его образу перед глазами, а сейчас…мне не хватало его присутствия. Абсурдно, но каждый день внутри меня что-то надламывалось…Со временем я пойму, что это осколки моего неприятия Нейла настоящего, это куски той маски, которую я на него надела и долгое время любила этот восковой слепок, совершенно не похожий на оригинал, а под маской оказался звериный оскал…но, черт возьми, он был настоящим. Но я уже не знала, что лучше – лживая маска и розовые очки или та правда, которая выворачивает наизнанку и потрошит мое сознание, меняя восприятие, ваяя реальную зависимость, привязанность, тягу.

У. Соболева и В. Орлова. Не люби меня

Он вернулся спустя целую неделю отсутствия. Неожиданно. Тогда, когда я меньше всего думала, что увижу его. Когда сидела над учебниками и тетрадями и заучивала наизусть новые слова. Со мной начали заниматься, как и обещала Роксана. Маленький, лысый человек в длинном одеянии похожем на платье. Его звали Раван и он напоминал маленького черного ворона. Учил он доходчиво, упрямо и с невероятным терпением. И я очень старалась потому что обо всех моих успехах докладывали лично Вахиду и Роксане. Я очень боялась опозориться и разочаровать моего господина. Как и Роксану.

И вдруг все тело обожгло волной электричества, бросила книги и бросилась к окну. Издалека увидела, как едет машина, как она приближается к дому и сердце забилось где-то в горле, сердце пропустило удары. Я знала кто в ней. Я ощутила это на расстоянии и затрепетала, задрожала от предвкушения встречи.

Подождала пока машина подъедет к воротам, как окажется на территории, как припаркуется неподалеку от центрального входа и слуга поторопится распахнуть дверь и я, трепеща всем телом прижмусь лицом к окну, чтобы жадно смотреть как ОН выйдет из машины, поправит пиджак и запонку на рукаве, а потом поднимет голову и посмотрит на мои окна и я шумно выдохну горячий воздух, на расстоянии ощущая как от его взгляда все тело покрывается мурашками голодного ожидания. Возвращаюсь к книгам…но мысли уже не слушаются, они хаотичны, они рассыпаются на осколки ликования, ожидания, страсти.

– Господин желает видеть вас! – слуга низко кланяется, не смотрит на меня. Ему запрещено. Теперь никто не имеет права на меня смотреть, кроме императорской семьи, Харифа и служанок.

Вскочила из-за стола.

– Я переоденусь я…

– Немедленно. Мне приказано привести вас сейчас.

Покорно иду следом за слугой, тяжело дыша и все еще сжимая в руках словарь. Передо мной открываются двери, и опускаются головы. Боже…несколько месяцев назад я была сама той, кто не смеет поднять головы. Переступаю порог его спальни и сердце уже не просто бьется, оно сходит с ума, оно выпрыгивает из груди. Вахид стоит у стола. Он еще не переоделся с дороги.

– Иди сюда, Лана.

От звука его низкого голоса все нервы обожгло током. И каждая эмоция обострилась настолько, что кажется острой как лезвие. Взглянула на него и ощутила как захлестнуло первобытной жаждой. Наши взгляды встретились и…там в его расширенных черных зрачках сверкнуло обещание адской бездны. Обещание настолько физически ощутимое, что в ответ мне показалось, что я уже лечу в эту бездну. И я знаю, что скрывается за этим сумасшедшим обещанием…там прячется болезненное и острое удовольствие. Дикость и звериный голод. Не стал ждать, не стал переодеваться, обедать, встречаться с семьей. Позвал меня к себе…чтобы излить этот голод в мое зависимое от него тело, в мою душу, которая пересыхает от разлуки с ним.

Подошла, покорно, молча. Зачем что-то говорить. Я смотрю, я дышу им, я втягиваю кислород его дыхания и мне не нужно кричать о том, что я истосковалась. Мои глаза воют об этом. И он знает…вижу, что знает, потому что челюсти сжимаются и ноздри дергаются в похотливом трепете.

– Вот здесь… – о показывает пальцем на лист бумаги, – вот здесь лежит приказ о том, кем ты теперь являешься официально, а не просто на словах.

– Вахид…

Голос срывается и я смотрю как его длинные пальцы поглаживают бумагу.

– Сними платье и ляг на стол.

Приказом, от которого по всему телу пробегает дрожь. Руки непослушно дергают пуговки на груди, расстегивая одну за другой, и он смотрит, приоткрыв рот и облизывая свои красные губы. Платье падает к моим ногам. Глаза становятся по волчьи ярко зелеными по щеке пробегает волна шерсти. И я замечаю, как отпечатываются под верхней губой клыки. Стягиваю лифчик, трусики и вижу, как он сметает все со стола, освобождая для меня место. Молча ложусь спиной на твердую деревянную поверхность.

Он привязывает веревками мои руки к ножкам стола, затем ноги, оставляя меня полностью распятой и совершенно беспомощной. Я вся в его власти и это сводит с ума, пугает и обостряет все чувства. Наедине со зверем, в его логове. Сейчас не ночь… и не полнолуние, но со мной волк и я чувствую витающий характерный запах в воздухе. Рассматривает мое голое тело, любуется им…он словно художник, который собрался оставить на чистом листе бумаги свое произведение искусства.