Колыбель качается над бездной - Марина Алант Страница 27

– Ало, ало, ты где?

– Сижу в машине. Что вы хотели?

– Ты где?

– Не скажу. Говорите, что хотели или отключу телефон.

– Ты за кого меня принимаешь? Я, по-твоему, мальчик?

– Я все знаю.

– Что ты знаешь? Объясни, наконец!

– Про Ледову Марину.

Пауза.

– Какая еще Ледова Марина?

– Не валяйте со мной дурака. Мне кажется, при вашем возрасте и статусе выкручиваться пошло и стыдно. Я избавлю вас от трудного выбора. Я сама уйду в сторону. А вы будьте, наконец, мужчиной, не предавайте хотя бы ее.

– Мне не нужны подобные советы, и я понял, откуда дует ветер. Михаилу привет!

Откуда он знает о нашей дружбе с Мишкой? Это невероятно. Я испугалась, что подставляю Мишку, и поспешила удивиться:

– Здесь еще замешан Михаил? Вдвойне гадко. Не буду больше с ним общаться!

Свирепрь утихомирился и напустил на себя усталую печаль, какая находит на людей, переживших внезапную трагедию и переставших ощущать единение с окружающим миром. Только те испытывают искреннее чувство, а хитрый правитель нацепил очередную маску из своей коллекции, которой умело пользовался, создавая выгодный ему образ.

– Ты ничего не знаешь, а делаешь неверные поспешные выводы.

– Да? А я думала, что знаю уже губительно много.

– Про Михаила я пошутил. Просто передал ему привет.

Прекрасно. Поверил в Мишкину непричастность. Но все-таки как он мог узнать про наше с Мишей общение?

– Наташа, послушай, что я тебе скажу (Лариса припала к телефону с другой стороны). Если ты захочешь расстаться, это твое право. Только эта женщина – моя прошлая жизнь. Сейчас она оказалась в сложной ситуации. Ей не на что жить. Она обратилась за помощью ко мне. Я помог снять ей квартиру и обещал найти работу. Ничего личного у меня с ней нет и не будет. Как ты могла такое подумать?

Внутри меня все еще клокотала ревность, но я схватилась за его оправдания, как за спасательный круг. Я не верила ему, но верить страшно хотела.

– Он твой, – заключила Лариса. – Но креветки я тебе еще не раз припомню!

А у Ларисы и Николая-Коли завязался роман. Она всегда ждала именно такого, только такого. Ждала Его, даже зная, что там, где она живет, его может не быть. Знала, что он будет. Поэтому и оказалась его достойна, красивого, ухоженного, высокосветского и по нашим меркам запредельно обеспеченного. Он молод, а материальное изобилие вот откуда: мама и папа смогли выстелить такую широкую скатерть-самобранку, что им одним она была велика. Хватило детям.

У Ларисы потекла счастливая жизнь, романтичные встречи под луной на Воробьевых горах, катания на квадроциклах, полеты на частных самолетах и вертолетах, закрытые вечеринки в честь каких-нибудь известных персонажей, поэтов или артистов, просмотры новых кинофильмов прямо в автомобиле перед огромным экраном уличного кинотеатра (по рассказам Ларисы за поцелуями они теряли сюжет). Кстати, этот самый кинотеатр был просто подарком одному из Колиных друзей от родителей.

И были в этой прекрасной любовной истории деньги, деньги, деньги, деньги, которые сыпались без счета. Лариса долго пересказывала мне новые приключения, именно приключения, потому что такое происходит не у каждой второй. И не у каждой третьей, и даже четвертой. У Ларисы была сказка. А ведь по сути – простая история без трудного доступа. Почему ей легко, а мне трудно?

– А потому что я всегда знала, что встречу именно такого мужчину, – говорила она, сверкая красивыми глазами, – я посылала в космос свои желания, и вот пожалуйста! И говорю тебе, перестань держаться за никчемного человека (она жестом останавливает мои возражения), никчемного, потому что он ничего положительного в твою жизнь не несет, а только разрушает твое спокойствие, комфорт, жизнь наконец. Все это допуская, ты сама расставляешь себе ловушки и добровольно в них попадаешь. Но я говорю тебе, со мной будет все по-другому. Я в ловушки не попаду.

Глава 15

Ярило воспылал ко мне с новой силой. Холил и лелеял, но слов любви по-прежнему не говорил. Сдружился с моим сыном, подарил ему гитару. Покупал моему отцу дорогие лекарства.

Однажды я открыла дверь Монстру и уставилась на гостя с изумлением. Дубленка застегнута враскос, шапка съехала на затылок, шнурки развязаны. В руках – бутылка спиртного. Я впервые видела его сильно пьяным. Хорошо, что Илюшка у отца.

– Впусти меня, пожалуйста. Мне только поговорить с тобой и выпить. На душе тошно.

Он скинул с себя верхнюю одежду, бросил у порога.

Он говорил, я слушала. Отпивала вино по глоточку.

– Все у меня в жизни не так. Все плохо. Все не ладится. Дочь меня не признает, внучку прячет. Я передаю ей деньги через чужие руки. Младшей запретила со мной общаться, и даже в отместку поставила на ее компьютер пароль. Та плачет, не понимает, за что ее наказывают. Ну что я сделал плохого?

– А деньги старшая дочь берет?

– Берет… Умереть хочу. Больше ничего.

– Все образуется, не переживайте.

– По внучке соскучился.

– А из-за чего с дочерью произошел разлад?

– Не знаю…

Но я поняла, говорить не хочет.

– Можно я посплю у тебя? Немного подремлю и пойду.

Я уложила Самого, изрядно охмелевшего, в кровать ребенка, бережно укрыла. Он сразу заснул.

А ночью пришел ко мне за шкаф, разбудил горячим объятием. И я охотно отдалась желанным ласкам. Только мы заснули, прижавшись друг к другу на тесной кровати, как открылась входная дверь. Я вскочила. Поняла, что забыла запереть ее за Монстром.

На пороге стоял муж. Трезвый.

– Привет, – сказал он ласково, – я соскучился.

Я ошеломленно застыла на месте. И тут муж направил взгляд в комнату и изменился в лице. Он увидел спящего мужчину. Дернувшись назад, выбежал за дверь, унося пронзительную боль. А я зарыдала, забилась в истерике, распластавшись у порога. Сон кончился.

Я проснулась в слезах. Монстра уже не было. Как он ушел, я не слышала. Я села на кровати, коснулась мокрого горячего лица и поняла, что не хочу причинять мужу страдания. И возвращаться к нему тоже не хочу: я сразу потеряю Андрея. А кроме того совершенно очевидно, к мужу я испытываю жалость.

Днем, когда муж был на службе, я пришла в прежнее жилище, походила по комнатам, посидела в кресле, полюбовалась из окна, и почувствовала, как все больше охватывает меня непреодолимая тоска. Тоска по женскому счастью, полноценному, единотканному, а не собранному по лоскутам, из которых