Элеонора Мандалян - Крапленая (СИ) Страница 28

С того момента как поезд отошел от московского перрона, ею владела целая гамма разноречивых чувств – от злорадного торжества победы до брезгливости, почти отвращения. Лишь при первой, после многолетнего перерыва встрече, ей показалось, что она все еще пребывает во власти его чар. Позже, наблюдая его в процессе принятия нелегкого решения, а затем и лихорадочной подготовки к внезапному отъезду, она заметила, что он все ниже и ниже опускается в ее глазах, превращаясь из кумира в пигмея. Когда же он рассказал ей историю «трагической гибели» влюбленной в него дурнушки, в ней не осталось ничего, кроме холодного презрения. Ей даже расхотелось мстить этому ничтожеству. Но он уже мчался с ней в одном купе, в одном поезде.

Однако она не могла отказать себе в удовольствии попробовать его как мужчину. И вовсе не потому, что ей этого хотелось. Она должна была доказать самой себе, что, получив грубый отпор годы назад, ничего в сущности не потеряла, что он недостоин был ни ее чувств, ни ее страданий.

Заниматься любовью на узком диванчике было неудобно, но возможно. Катя не разыгрывала из себя страстную львицу. Скорее - чужую жену, удрученную тем, что нарушила обет супружеской верности. Ей хотелось одного – поскорее скинуть с себя это слишком требовательное, назойливое тело, эти руки и губы, беспардонно шарящие повсюду. Она даже не стала расточать на него почерпнутые в эротических книгах знания. Обольщать его не входило в ее планы. И как только наступило успокоение, отправила его на свою кровать, завернулась в одеяло и сразу уснула.

Поезд прибыл в Париж точно по расписанию. Катя и Павел вышли на перрон. Он жизнерадостно озирался по сторонам в предвкушении райской парижской жизни и в ожидании, что люди богатого графа, а возможно и сам граф, встретят их, подхватят его чемоданы, усадят в сверкающий лимузин и доставят на роскошную виллу, где его ждут дневные развлечения и ночные утехи с молодой графиней.

- Ну вот и всё! – отрезвляюще сухо проговорила Катя. – «Фенита ля комедиа!». Мы недурно провели с тобой ночку. Хотя, признаться, я ожидала большего.

- Что-то я тебя не пойму, дорогая. – В его глазах зародилась тревога.

- Боюсь, что я сделала ошибочный выбор. Ты не устраиваешь меня ни как педагог, ни тем более как мужчина. Видимо, мне придется подыскать себе другого репетитора. – Подхватив небольшой саквояж, она перекинула его через плечо.

- Что за странные шутки, Кэтрин!?. – Голос Павла как-то разом просел и осип. – Ты же не бросишь меня здесь, одного, посреди вокзала?

- Ты угадал. Именно так я и собираюсь поступить. – Наклонившись вперед, она доверительно шепнула ему в самое ухо: - Это тебе подарочек от Екатерины Погодиной. С того света, разумеется. Прощай, Павлуша. Поза-боться о себе сам. – С этими словами Катя нырнула в толпу и растворилась в ней.

У Павла Павловича все похолодело внутри. Она сказала «Екатерина Погодина»! Но ведь, рассказывая ей байку про домогательства и последовавшее самоубийство своей студентки, он ни разу не упомянул ее имени. Он это точно помнил. Тогда откуда она могла про нее узнать? «Подарочек от Екатерины Погодиной». Выходит, ее подослала та образина, чтобы отомстить! Они специально заманили его в Париж, заставив уволиться с работы и бросили тут на произвол судьбы...

Устроившись на втором этаже привокзального кафе, Катя неспеша потягивала кофе и с холодным презрением наблюдала за своим бывшим кумиром, растерянно мечущимся по перрону.

«Чего разбегался? – недоумевала она. – Меня ищет или телефон-автомат, чтобы позвонить домой, жене? Ведь у него, бедняжки, нет при себе даже мобильника.»

Она знала, что, в рассчете на полное обеспечение в Париже, он все деньги оставил семье. И теперь ему самому ни домой не вернуться, ни снять гостиницу, ни даже утолить голод. Может он ищет полицейского, что бы пустить его по ее следу? Впрочем, его намерения, равно как и он сам, ее больше не интересовали. Но она не забыла сфотографировать его через стекло. Это был второй и последний снимок. Первый она сделала утром, в купе, когда он сладко спал – взлохмоченный, с открытым ртом и голый.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Катя пересела на другой стул, спиной к окну и стала размышлять, чем бы ей заняться, раз уж она снова оказалась в Париже. Порывшись в сумочке, она вытащила из бокового кармашка визитную карточку другого своего недавнего попутчика – Андрэ, и, поколебавшись, набрала его номер, вовсе не будучи уверенной, что это ей нужно, что он будет рад услышать ее. Просто ей некуда было себя деть.

- Привет неудачникам!– жизнерадостно приветствовала она ответивший ей голос. – Только не вздумай сказать, что все твои дела наладились, что к тебе вернулись бизнес, друг и возлюбленная.

Она специально говорила по-французски на случай, если он предпочтет не узнать ее, но он ответил на русском, удивленно воскликнув:

- Никак моя ядовитая наставница объявилась? Вот так сюрприз! Откуда ты звонишь – из Брюсселя, из России или, может, с того света?

- Из Парижа, мсье, из Парижа. Доставила одного легковерного туриста и учу его плавать в парижской толпе. Наскучило смотреть, как он барахтается, кусает себе локти и бьется головой об стены. Ну и вот решила: дай, думаю, звякну одной родственной душе, перекинусь словечком.

- А что. Тебе в голову пришла отличная идея. Я освобожусь к шести. Могу пригласить в кабак или к себе на хату. Мои «эксы» уверяли, что я неплохо готовлю.

- Мне начхать на то, что говорили твои «эксы», но кабаки я терпеть не могу.

- Тем лучше. Адрес на визитке, которую ты держишь в руках. Найдешь?

- Таксист это сделает лучше.

- Тогда договорились.

Обратный билет на самолет был заказан на следующий день, и Катя заранее решила, что переночует у Андрэ. Послонявшись по парижским улицам, она заглянула в несколько бутиков. Один – молодежный, ей особо приглянулся. Она вышла оттуда совершенно преображенной – джинсы в обтяжку со стальными заклепками на широком ремне, кожаная курточка с бахромой вдоль рукава, кожаное кепи аля-Гаврош – и все черного цвета.

Когда к вечеру Катя предстала в таком виде перед Андрэ, он не сразу признал в ней свою недавнюю попутчицу.

- Кэтрин! Ты!?. Однако... С тобой действительно не соскучишься.

- Лирику в сторону. Чем кормить будешь? Умираю с голода. – Она запустила кепи, как бумиранг, через всю комнату, с точным попаданием на единорогоподобную загогулину, украшавшую стену в дальнем углу.

Изумленно проследив за полетом ее кепи, он лишь присвистнул.

- Oh, la-la... Остальное будешь скидывать столь же эффектно?

- На даровой стриптиз можешь не рассчитывать. Для этого у вас тут повсюду клубы понатыканы. А у меня другое амплуа.