Мариус Брилл - Хищная книга Страница 29

Изобретение «любви» — совсем не такое древнее событие, как считается. На самом деле, большинство из нас даже не подозревает, насколько близко оно к современной истории.

Так когда же? Да разве можно определить, когда появилась любовь? Кто составит историческую хронологию чувства? Но летописи любви мы можем прочесть в поэзии соответствующей эпохи. Стихи давно минувших дней свидетельствуют о силе тех чувств, которые они воспевают.

Если предположить, согласившись с многовековыми воззрениями большей части человечества, что любовь органически присуща человеку, то следовало бы указать на несколько строк из китайской поэзии, написанных почти четыре тысячелетия назад. В современном переводе «Древесной дыни» (ок. 1700 г. до н. э.) мы явственно видим слово «любовь»:

Она пришла ко мне с зеленой дыней,Я дал ей серьги в виде змей.Но не просто в дар ответный,А чтоб навек скрепить любовь.

9

«А, тогда все понятно»

НЕ ВЗДУМАЙТЕ РАБОТАТЬ ПРОДАВЩИЦЕЙ. ИЛИ, ЕСЛИ уж ситуация у вас настолько аховая, что вы просто вынуждены на это пойти — а у большинства продавщиц ситуация именно такая, — постарайтесь, по крайней мере, закруглиться еще до обеда. Как скажет вам любой, кто стоял за прилавком, худшее время за всю смену, надир, то есть антизенит рабочего дня; самый тоскливый его час — это час последний. Дело не только в том, что вы устали, не только в том, что вы простояли на ногах восемь часов, что терпение ваше истощилось, что стрелки часов весь день останавливались подремать, а сейчас, кажется, уснули окончательно и, когда бы вы на них ни посмотрели, показывают, будто бы с предыдущего раза прошло никак не больше минуты; нет, последний час оказывается таким тяжким, превращаясь в чистилище для измученной души, главным образом из-за тех, кто заходит в магазин «после работы».

Это час, которого страшатся все продавщицы. Это час, когда входная дверь подрагивает от их испуганных взглядов. Чем медленнее тикают часы, тем больше в магазине нервных тиков. Как они придут? Ввалятся оравой или будут мотать душу по одному? Будут ли они кидаться, как ястребы на добычу, или рыться, как бомжи на свалке? Какого жертвоприношения они потребуют? На чем остановится их алчущий взгляд? Кто станет жертвой этих «налетчиков»? Это час, когда работающие за письменными столами, около ксероксов и под боссами, все, у кого есть «приличная» работа и «достойная» зарплата, внезапно ощущают потребность продемонстрировать продавщицам, сколько у человека может быть свободного времени и лишних денег. И всегда найдется один «налетчик», который набросится на самую беззащитную и безропотную страдалицу и будет приставать, придираться, надоедать, упрекать и нудить, пока наконец не погасят свет и охранник не укажет ему на выход.

Для слабых и изможденных обитательниц Второго этажа, проведших день в нервной дрожи перед ужасами этого долгого часа между пятью и шестью, такие «налетчики после работы», с их свободным временем и лишними деньгами, были, прежде всего, болезненным напоминанием о том, что сами они — хранительницы священного огня розничной торговли, выдвинутая на передовой рубеж пехота капитализма — все, все до одной слишком много работают и слишком мало за это получают. Кроме, конечно, Барри, который лучше бы вообще палец о палец не ударил.

Это был один из критических дней для искусства демонстрации впитывающих прокладок, но Миранда его пережила. Она стояла и смотрела, и не плакала. Она смотрела в спину Мерсии, а Мерсия коварно флиртовала с юнцами из «Мужской одежды». Миранда взглядом прожигала дыры в спине Мерсии. Смотрела, почти не мигая, как будто бы именно в следующий момент Мерсии придет в голову оглянуться на нее. Но Мерсия ни разу не оглянулась.

Миранда постаралась оттянуть миг окончательного опустошения последней коробки конфет. За счет предельно экономного потребления ей удалось увеличить срок расходования этого ресурса до двух, едва ли не трех минут. Последующие мрачные часы оживлялись только походами за табличку «Для леди». Внутри святилища Миранда возлагала два пальца на миндалины, совершая над собой эту казнь египетскую, чтобы ускорить исход избранных шоколадок, освободить их от угнетения в плену своего негостеприимного желудка. Затем, быстро освежив дыхание, со слабой улыбкой на раскрасневшемся лице она возвращалась за прилавок и снова вперяла свой взгляд в спину Мерсии.

В пять минут шестого вторжение началось. Тревожный шепоток пробежал от прилавка к прилавку, и затравленные взгляды опасливо обратились в сторону вошедшего хищника. Кто станет добычей, кто падет первой жертвой? Особа, которую можно было бы назвать весьма юной, если бы она не выглядела еще моложе в своем темно-синем деловом костюмчике с похожими на блюдца пуговицами, мягко растворила стеклянную дверь и незаметно подкралась к «Перчаткам и шарфам». Безмолвная, как статуя Командора, она выросла перед прилавком, где продавщица невинно разглаживала пару кожаных перчаток. На мгновенье повисла мертвая тишина, потом хищник выпустил когти.

Вытягивая из своей сумочки шарф от Гермеса, особа зарычала:

— Как, по-вашему, это называется?

Продавщица, испуганно обернувшись и выронив от неожиданности перчатки, затрепетала ничуть не меньше, чем бледно-зеленый «возврат», которым налетчица яростно размахивала перед ее побледневшим липом.

Другие хищники навострили уши, они уже потихоньку рассредоточились по всему Второму этажу, высматривая добычу, а сейчас почуяли запах первой крови. И началось.

Перед прилавком Миранды выстроилась целая клавиатура однотипных секретарш, жаждущих воочию узреть чудеса кровоадсорбирующей системы. Во время демонстрации они часто хихикали и фыркали, а потом с наслаждением принялись задавать идиотские вопросы.

— А почему она голубая? У меня не голубая, — заявила одна, и все согласно закивали.

— А тут написано, что в природе они разлагаются без ущерба для среды, значит, они могут разложиться у меня в трусиках? — спросила другая, и все захихикали.

— Только вместе с трусиками, если ты сама разложишься. Прямо на столе в среду, — добавил кто-то сзади. И все так и прыснули.

— А что, если я не ношу трусики? — спросила девушка, чуть-чуть слишком волосатая для современного этапа эволюции. В этот момент они засмеялись прямо-таки истерически, но Миранда уже не обращала на них внимания. Она просто смотрела на Мерсию и повторяла рутинное:

— Любите играть в теннис? Или предпочитаете водные лыжи?