Склеп воспоминаний. Часть 1: Кости под пеплом - Елизавета Альбертовна Вронская Страница 3

Бэт натянула улыбку. Ей ничего не хотелось делать, кроме как плюхнуться обратно в кровать и поспать еще часок другой, но когда дверь закрылась, она лишь тяжело вздохнула и направилась в душ. Вернувшись в комнату, она принялась расчесывать волосы. Больше всего она ненавидела это занятие. И хотя её длинные медно-красный кудри заставляли прохожих восхищаться их обладательницей, ей же они приносили множество неприятностей. Помимо того, что вычесывать их была ужасная морока, они постоянно цеплялись то за молнию одежды, то за серёжки, чего уж там говорить о том, как они лезли в глаза, стоило причёске всего лишь слегка растрепаться. Срезать их? Боже упаси! Люси была помешана на старых верованиях, чтобы позволить дочери укоротить гриву. Самой же Бэт не нравились ни длина, ни цвет своих волос. Расчесав запутанные пряди, она по привычке собрала их в пучок. Её взгляд замер на розовых таблетках, лежащих на краю журнального столика. Девочка с грустью проглотила одну из них и, накинув на себя первое, что попалось под руку, спустилась на кухню.

За окном протекала обычная жизнь: прохожие куда-то спешили, пренебрегая своими драгоценными минутами; машины, стоящие в пробках, сигналили друг другу, и было слышно, как неугомонно водители ругаются, крича во весь голос. Множество запахов смешивались воедино, и только маленькая кухня оставалась всегда равнодушной к городской суете.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Люси, вытирая влажные руки.

– В общем-то, неплохо. – Беатриса уселась на стул. – Когда мы пойдём к врачу?

– На следующей неделе. Если всё будет в порядке, тебе больше не придётся пить лекарства.

– Но меня больше не беспокоит сонный паралич…

– Бэт, – Люси перебила её и опустила голову. – Если в последние дни ты спишь нормально, это не значит, что гипнагогия отступила. Я очень рада, что шизофрению и нарколепсию мы уже исключили, но пока причина не найдена – лечение будет продолжаться.

– Я не сумасшедшая, – недовольно буркнула девочка и отвернулась к окну. – Фрейд говорил, что психологический признак сна – потеря интереса к внешнему миру. Может, стоит задуматься над этим, а не пичкать меня всякой дрянью?

Люси уже смирилась с резкими перепадами настроения дочери, а потому спокойно ответила:

– И давно ты читаешь Фрейда?

– С тех пор, как сны заменили реальность.

– Понятно. – Она взяла стул и села рядом с дочерью. – Очень давно люди считали, что сны есть чем-то фантастическим, предполагая, что сами боги посылают их. Это явление могли расшифровать колдуны или ясновидящие. Во сне мы отвлекаемся от внешнего мира, вступаем в разговор со своим внутренним «Я» и подсознанием…

– Знаю, – Бэт перебила её. – В последнее время меня мучают одинаковые сны. Я постоянно вижу одного и того же парня, но не понимаю, чего он хочет.

Люси слегка улыбнулась.

– Подсознание здорового человека не в силах выдумать несуществующего человека, а это значит, что ты видишь тех, с кем в реальной жизни могла пересекаться даже мимолётным взглядом, и хотя в дальнейшем среди миллионов лиц ты вряд ли найдешь этого человека, твой разум навсегда ухватит его ниточку.

Беатриса хмыкнула.

– Знаешь, я вчера была в школьной библиотеке и наткнулась на фразу, где говорилось, что некоторые вещи неизбежны и всё, что неожиданно изменяет нашу жизнь – не случайность. Вот я и подумала, может, все, что со мной произошло, тоже не случайно? Мам, ты веришь в судьбу?

– Не знаю, маленькая. Я верю в то, что судьба человека в нём самом. Только ты управляешь своей жизнью, а судьба всего лишь твой проводник, который в несчастье всегда отпирает дверь. Я точно знаю, что от неё не уйти и не сбежать, и если тебе что-то приписано – ты встретишь это с неизбежными последствиями, и только мудрость поможет тебе. – Она поднялась и поцеловала дочь. – Мы обязательно вернёмся к этому разговору, а пока что давай всё-таки займёмся кексами.

***

Солнце опустилось за горизонт, и месяц со своими подчиненными вступил в ночной дозор. В темноте померкли силуэты домов, фонари освещали одинокие улицы, скрывая за снегопадом суету прошедшего дня. Крепкий мороз разрисовывал серебряные узоры на ледяных окнах, позволяя им выделяться на фоне белоснежного снега, который под дуновением ветра плавно слетал с крыш, будто кто-то незаурядно рассыпал блистательное конфетти. Стоя у окна в доме тетушке Карен, Беатриса наблюдала за тем, как свет в приближенных домах то появлялся, то исчезал, словно множество маленьких светлячков. Тишину нарушили тихие приближающиеся шаги. За спиной Бэт раздался мальчишеский голос:

– Ну, привет, скучала?

Девочка тут же отвернулась от окна, и едва уловимая улыбка тронула уголки её губ. Перед ней, опираясь на дверной косяк, стоял Боско, внук Карен. Его имя было необычайно редким, но это легко объяснялось тем, что большую часть жизни его мать провела в Италии, что и подвигло дать ребёнку такое имя. Молодой, атлетического телосложения, темноволосый, он выглядел значительно взрослее Бэт, и хотя ему было всего семнадцать лет, рост уже превышал метр восемьдесят. Больше всего Беатрисе нравились его карие глаза. Она находила в них некую глубину, но завораживало её совсем другое: они улыбались даже тогда, когда Боско сохранял каменное выражение лица.

– Тебя долго не было, – с упрёком ответила она и вновь отвернулась к окну.

– Всего-то пару месяцев, – он подошел к ней и приобнял за плечо. – Мне нужно было увидеть отца.

– Тебе действительно не всё равно, ведь он оставил вас?

– Эй, не суй свой маленький любопытный нос в чужие дела.

– И в мыслях не было, – она недовольно дёрнула плечом, и Боско был вынужден убрать руку. – Ты меня тоже оставил.

– Глупости. Я звонил почти каждый день, это ты не хотела разговаривать, так почему же теперь обижаешься на меня?

– Обижаться на тебя? – Она фыркнула. – Реагируя на такие мелочи, я потеряю к себе уважение.

– Да что с тобой?

Боско отошел на шаг назад. Он был знаком с Беатрисой чуть ли не с самого детства, она всегда была достаточно тихой и милой девочкой. Временами он замечал, что её настроение меняется, словно по щелчку пальцев, но в последнее время она становилась всё меньше похожа на саму себя. Подобное поведение порой вызывало неприязнь к ней, но он по-прежнему находил свою подругу привлекательной, хотя бы за её живость ума, которым мог похвастаться не каждый четырнадцатилетний подросток. В свою же очередь Беатрисе льстила его податливость, ведь он всегда стоически переносил её выходки.