Дмитрий Вересов - Ближний берег Нила, или Воспитание чувств Страница 3
Дмитрий Вересов - Ближний берег Нила, или Воспитание чувств читать онлайн бесплатно
— Ну-с, как самочувствие? На что жалуемся? — профессионально бодрым голосом осведомился врач.
— Самочувствие сообразно ситуации, а жаловаться мне не на что. Хотел бы выразить вам глубочайшую признательность и поскорее отправиться домой.
Чувствовалось, что он очень старается говорить неторопливо, спокойно, как и подобает человеку, находящемуся в здравом уме и доброй памяти.
— Увы, Нил Романович, удовлетворить вашу просьбу не могу, — вкрадчиво сказал врач.
— Но отчего же? — все так же медленно и четко выговорил молодой человек. — Видите ли, мне очень нужно. Срочно. Сами понимаете, организация похорон…
— Ах, Нил Романович, никакой срочности нет, уверяю вас. Мне доподлинно известно, что экспертиза займет еще некоторое время… Случай крайне нестандартный, определенные тесты потребуют трех-четырех дней, и не исключено, что возникнет надобность в повторном анализе. Так что неделя, как минимум, у нас есть, и я категорически рекомендую, чтобы это время вы провели здесь, под нашим присмотром.
— Не вижу необходимости. Я совершенно здоров. Так что спасибо вам и…
— Совершенно, говорите, здоровы? А позвольте полюбопытствовать, что у вас с рукой? И откуда живописный синяк на лбу?
Молодой человек с тоской поглядел на свежий бинт вокруг запястья.
— Наверное, порезался, когда падал. И ударился. Понимаете, там… ну, в морге… такой воздух… Вот я и грохнулся в обморок. А здесь с вашей помощью пришел в себя…
— Да? У меня несколько иные сведения, свидетельствующие о некоторой, скажем так, неадекватности.
— Что конкретно вы подразумеваете под неадекватностью?
Чувствовалось, что молодой человек из последних сил сохраняет самообладание.
— Пожалуйста. В ходе опознания вы допускали весьма странные высказывания, а затем схватили со стола прозекторский нож, принялись размахивать им, никого к себе не подпуская, после чего сделали попытку вскрыть себе вены этим ножом. И грохнулись вы, если использовать вашу терминологию, не без помощи служителей, откуда и гематомка на челе… Не держите на них зла, Нил Романович, и благодарите Бога, что порез вам обработали прямо на месте — кто знает, где этим ножичком ковыряли.
— Этого не было, — сказал Нил, глядя в пол.
— Свидетелей с полдюжины наберется… Так как, будем обследоваться? Не угодно ли подписать бумагу о вашем согласии?
— А если я не подпишу?
— В таком случае ее подпишет кто-либо из ближайших родственников. В вашем случае — мама. Будем звонить Ольге Владимировне?
— Не будем… Вы можете мне гарантировать, что без меня?..
Врач испытующе посмотрел на Нила и твердо сказал:
— Могу.
— Давайте вашу бумагу. И еще одна просьба.
— Какая?
— Распорядитесь, чтобы мне вернули мою одежду. Мне крайне неудобно общаться с вами в этих… исподниках. Только, пожалуйста, не говорите, что это предписанная правилами униформа для… клиентов вашего заведения. Вы тоже не в белом халате… Врач всплеснул руками и рассмеялся.
— Уели, Нил Романович, ах уели!
— Браво, вы неплохо скаламбурили, — улыбнулся Нил. — Надеюсь в самое ближайшее время убедить вас, что я еще не окончательно ах…
Врач недоуменно взглянул на Нила, но тут же расхохотался вторично.
— Великолепно держитесь, Нил Романович. Не уверен, что смог бы так же, окажись я на вашем месте.
— А что, не исключаете такую вероятность?
— Психика людская, Нил Романович, предмет темный и, между нами говоря, подвластный систематической науке лишь постольку-поскольку. В любой момент такое с нами может выкинуть!.. Вот вы, Нил Романович, прежде за собой суицидальные наклонности замечали?
— Так все же как насчет моей одежды, Евгений Николаевич? — сказал Нил, узнавший имя врача у строгой медсестры, которая сопровождала его в кабинет. — Серьезная беседа предполагает хотя бы видимость равенства сторон.
Врач хмыкнул и надавил невидимую кнопку. После короткого гудка зуммера он громко произнес:
— Тамара Анатольевна, будьте добры, принесите сюда рубашку и брюки больного Баренцева.
Слегка поморщившись при слове «больной», Нил поспешно добавил:
— И пиджак.
— И пиджак… Благодарю вас.
— Вы спрашивали о суицидальных наклонностях? Никаких поползновений, а тем паче попыток повеситься, отравиться, броситься под поезд и прочее я за собой не замечал, но…
— Продолжайте, прошу вас.
— Но сама идея бессрочного отпуска никогда не вызывала во мне того страха и отвращения, которые лукавая природа заложила в каждое здоровое животное.
— Себя, стало быть, вы к животным не причисляете?
— К здоровым — нет… Знаете, кто был моим любимым литературным героем в девять лет?
— Да уж надо полагать, не Карлсон… Только не говорите мне, что принц Гамлет. У меня этих Гамлетов побольше, чем Наполеонов, было…
— Нет, конечно, не Гамлет. Ханно Будденброк.
— Это еще кто?
— Перечитайте Томаса Манна… Понимаете, молодость и здоровье — это ведь не только производные от календарного возраста и физического состояния организма.
Здоровое молодое животное радуется, когда ему хорошо, и отчаянно борется, когда ему плохо. Говоря объективно, в моей жизни было очень немного по-настоящему плохого, стало быть, опять же объективно, мне почти всегда было хорошо — но я давно уже забыл, что такое настоящая радость. А сегодня утром, после звонка из прокуратуры, и потом, на опознании в морге, я вдруг почувствовал, что не хочу и не могу бороться… И если бы в тот момент сопровождавший меня следователь, так похожий на молодого Ильича, вдруг предъявил мне обвинение в убийстве, я с радостью подписал бы признание. Конечно, если бы он гарантировал мне скорый суд и такого палача, который не мажет с первого выстрела… Поверьте, Евгений Николаевич, я нисколько не кокетничаю.
— Но на метком выстреле, все же настаиваете.
— Я не мазохист и не люблю боли.
— Полноте, юноша! Представьте себе на минуточку, что ваш молоденький следователь, по неопытности или даже по недобросовестности, поддался на вашу провокацию, залепил вами дырку в следствии и подвел под расстрельную статью.
Дальнейшее нисколько не будет напоминать счастливые сборы в далекое путешествие, поверьте, я знаю о чем говорю. Перед судом вы предстанете с разбитой рожей и порванной задницей, потому что ни надзиратели, ни урки фраеров-мокрушников не жалуют. А после приговора вас засунут в холодный каменный мешок и будут дважды в сутки пропихивать через решетку кусок заплесневелого хлеба, и сначала вы будете каждый день и час молить о смерти, потом привыкнете, научитесь радоваться глоточку затхлой воды, солнечному лучику, случайно заглянувшему в вашу темницу, подружитесь с приблудным мышонком и начнете делиться с ним последними крошками.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.