Лера Монте - Жертва Страница 31

Махмуд понял уже давно, что Луизе, по большому счёту, даже интимная близость с ним не очень-то и нужна, и это не могло не радовать. Ей бы лишь убедиться в том, что он ценит её, её чувства к нему и испытывает то же самое. Убедить её он умел в чём угодно, как никто другой.

Влюблённая девушка постоянно задавала ему один и тот же вопрос, смысла которого не уловить.

Вопрос звучал так:

«А ты любишь меня?»

Глядя в эти огромные, полные печали и надежд глаза, ответить «Нет» было кощунством. На его утвердительный кивок в сочетании с пламенными раздевающими взглядами, которые он из себя буквально выдавливал, она ещё больше бледнела и решалась задать ему ещё более бессмысленный вопрос:

«А как? Ну как ты меня любишь? Скажи – как? Ну, скажи же, скажи, любимый», – чем ставила его в тупик и вызывала головную боль.

В таких безвыходных ситуациях ничего другого не оставалось, как зажать своим ртом её большой как у лягушки рот долгим, сводящим её с ума поцелуем, от которого девица млела, слабела у него на глазах и задыхалась, почти теряя сознание. В такие минуты Махмуд не на шутку опасался, что девушка вот-вот растворится у него в руках и исчезнет. Поэтому спешил подхватить её, нёс дрожащую и разомлевшую на их «ложе любви», как она называла колченогую кровать с продавленным матрацем, осторожно укладывал там и накрывал пледом, лишь для того, чтобы обозначить контуры её тела. Только таким способом Махмуд мог избавиться от навязчивого жуткого ощущения бестелесности этой девушки, а Луиза – поверить в силу и глубину его чувств.

После всего этого цирка он, деловито задержав взгляд на наручных часах, с мужественной грустью, но твёрдо заявлял, что ему давно пора на работу, он спешит, и его могут уволить из-за любви к ней.

– Но мне так трудно покинуть тебя! О, любовь моя! – восклицал он патетически и принимался метаться по комнате. – Хорошо, я не уйду, и пусть меня уволят! Пусть! Зато мы навсегда останемся вместе!

Только после этого Луиза пугалась не на шутку и отпускала его от себя с отрешённостью, преданно глядя ему вслед бездонными голубыми глазами и шепча, как заклинание:

– Je t'aime… Je t'aime… Je t'aime…[20]

Махмуду приходилось терпеть весь этот кошмар, притворяясь влюблённым и печальным из-за того, что они не могут быть вместе постоянно. Она верила в это и тоже грустила, что живёт в Лионе, а он – в Хургаде.

Образ Луизы ещё долго преследовал его, даже когда она находилась уже далеко, в своей Франции: ему часто снились прозрачные девушки, похожие на медуз, которые протягивали к нему свои скользкие щупальца и требовали клятв в любви.

Весь этот театр влюблённых идиотов нужен был по той простой причине, что от француженки была какая-никакая, но польза: она каждый раз привозила для него что-нибудь по-настоящему старинное и ценное из коллекции фамильных украшений или предметов домашней утвари своей знатной семьи.

Как утверждала Луиза в перерывах между объяснениями в любви, эти вещи явились бы бесценными сокровищами для любого коллекционера, к коим ей странным образом хотелось причислить и Махмуда, что искренне удивляло его, так как он никогда не замечал за собой тяги к коллекционированию. Однако разубеждать её он не решался.

Махмуд был уверен: Луиза ничего не пожалеет для него… «…Особенно потёртой дырявой кухонной посуды и старых, поблёкших от времени побрякушек…» – думал он с ехидцей. Она утверждала, что все эти якобы бесценные сокровища ни в какое сравнение не идут с тем глубоким чувством, которое она питает к нему. Сам же он, в предметах старины разбирающийся примерно так же, как Луиза разбиралась в мужчинах, тайно сбывал вещички одному солидному американцу арабского происхождения, который посещал города Египта именно для скупки предметов старины.

Казалось, американцу безразлично, что покупать, лишь бы вещь была потёртой и выцветшей. Всякие кубки, бокалы, серебряные половники странной формы, ложечки и блюдца с женскими головками в чепчиках, розочками и сердечками, сотканными из листвы и с какими-то мелкими золочёными буковками на задней поверхности, перекочёвывали к нему. Именно эти едва различимые буковки скрупулёзно рассматривал американский коллекционер под лупой, после чего поспешно расплачивался с Махмудом, без сожаления расставаясь с заранее оговорённой суммой. Затем исчезал из Хургады надолго, до следующего приезда француженки, о чём просил предупреждать его загодя. Луизе же на вопрос о местонахождении антиквариата Махмуд врал, что ценности хранятся в надёжном месте, у его отца – знаменитого коллекционера – в их фамильном доме в Каире. После таких слов нечто похожее на улыбку счастья озаряло бледное лицо девушки. И тогда она говорила дрожащим голосом, любовно глядя на него своими небесными глазами: «Я так горжусь тобой, хабиби…»

Была у него ещё одна… Немка… Фрау Гретхен. Эта, как назло, почти всё время проводила в Хургаде и нуждалась в нём гораздо чаще, чем ему того хотелось бы. Одинокая скучающая дама преклонного возраста, вся такая чопорная и строгая, она питала к нему более чем нежные чувства.

Когда-то в далёкой молодости фрау Гретхен лишилась ноги в какой-то катастрофе, чудом оставшись жива. С тех пор к её бедру пристёгивался протез. Если она вдруг забывала смазать его металлические части специальным маслом, то при ходьбе протез начинал душераздирающе скрипеть и скрежетать, пугая окружающих.

Больше всего на свете Махмуд боялся тех моментов, когда старая ведьма лежала в постели полуобнажённая, скинув с себя шёлковое покрывало в ожидании эротических утех, и плотоядно улыбалась беззубым ртом. Рядом на прикроватной тумбочке в специальном рассоле лежал её зубной протез, а к изголовью кровати была прислонена отстёгнутая механическая нога.

Старуха лежала в постели неподвижная, бледная, освещённая лишь тусклым светом зловещих бликов от огромных ароматных свечей, расставленных заранее по всей спальне, как для какого-то жертвенного ритуала. Зрелище было ужасающее: эротическое белье, призванное разбудить желания плоти, наоборот, отторгало, лишь ещё явственнее подчёркивая сморщенное, как печёное яблоко, дряблое рябое тело с единственной ногой, плотно обтянутой шёлковым розовым чулком с блёстками. Она не спала, а лежала неподвижно в ожидании любви.

Несбыточной мечтой Махмуда было прийти в спальню в полной темноте и прилечь к уже спящей фрау. Но игривой немке не спалось и предаваться любви нравилось именно при странном свете догорающих свечей и никак иначе, что удавалось ему только после двойной дозы магического зелья. Любовники принимали его перед самим актом, на пару раскурив кальян, что являлось одним из элементов прелюдии: её это ещё больше распаляло, а его расслабляло.

Фрау Гретхен жила в Хургаде почти круглый год, занимая просторную комфортабельную виллу на самом берегу моря. Пару раз в году, в самые жаркие месяцы, она улетала в Германию по делам, но довольно скоро возвращалась. Старая карга пребывала в полной уверенности, что Махмуд скучает по ней и с нетерпением ждёт обратно. Он её не разубеждал, устраивая трепетные встречи по скайпу чуть ли не каждый вечер. Лил горючие слёзы в веб-камеру, убивался, что без неё пропадёт, и требовал немедленного возвращения.

Фрау Гретхен принимала весь этот спектакль за чистую монету или делала вид, что верит. Ей определённо льстило внимание молодого красавца-египтянина, но она, с присущими ей кокетством и жеманностью, сообщала ему, что сама пока не очень успела соскучиться и ещё немного побудет в Европе. Но скоро вернётся к нему и, разумеется, не забудет предупредить об этом. Махмуд полагал, хоть и не совсем был уверен, что она летала на родину не просто так, а для замены или ремонта своих протезов, не доверяя местным ортопедам и протезистам столь важные для неё атрибуты как искусственная нога и обе челюсти. Дни её отсутствия на египетской земле были для него по-настоящему праздничными, невзирая на то, что выклянчить для себя возможность жить одному на вилле немки ему никогда не удавалось. Фрау наотрез отказывала ему в этом благе, и о причинах отказа можно было догадываться. «Ревнивая ведьма…» – досадовал Махмуд, скрипя зубами.

Фрау Гретхен, надо отдать ей должное, кроме неуёмной сексуальности проявляла исключительную прямоту в отношениях с мужчинами. С первого же дня знакомства с Махмудом она заявила, что собирается использовать его для возрождения своей молодости, восстановления жизненных функций и продления жизни. В свою очередь, ему позволяется использовать её для регулярного пополнения его банковского счёта, если ему это удастся. Махмуд знал, что старуха-немка баснословно богата, но бесконечно жадна. Понятие о порядочности в делах и душевная щедрость у неё отсутствовали напрочь. Зато она умела доказать недоказуемое и каким-то образом всегда оказывалась права. Действовала она с немецкой точностью и без осечек. Обещания, которых она никогда не выполняла, но и не отказывалась от них, каким-то магическим образом сходили ей с рук. Обещала она многое: «золотые горы», если останется довольна Махмудом и получит неземное наслаждение. Обещала она ему и гражданство Германии, и готовый процветающий бизнес в Берлине, и хорошую машину, и дом с пышным садом в престижном районе. Он слушал её, как слушают сказку дети, и не мог не верить. Слишком правдоподобно всё это звучало из её уст, слишком красочно расписывались все преимущества близких с ней отношений.