Наталья Андреева - Любовь и смерть в социальных сетях Страница 31

– Иди, мама, – еле слышно сказал Паша. – Мне хорошо.

Люба видела, как дернулась кладовщица. Как сглотнула застрявший в горле комок. Но характер у Ольги Ивановны и в самом деле был кремень. Ни слезинки не пролилось. Неслышно вошла медсестра, держа в руках шприц. Паша посмотрел на нее с благодарностью.

– Он сейчас уснет, – шепнул Василий Федорович. – Ему так легче.

– Я знаю, – огрызнулась кладовщица и бросила на него злой взгляд.

Когда измученный парень закрыл глаза, они втроем потихоньку вышли из палаты.

– Я вас оставлю, – засуетился нарколог. – Меня там ждут.

– Сволочь! – сказала Ольга Ивановна ему в спину. Он слышал, Люба была в этом уверена, но не отреагировал.

В конце коридора нарколога остановила какая-то женщина с бледным, взволнованным лицом, схватила за руки и потащила в ВИП-палату. Василий Федорович и в самом деле был нарасхват.

Люба с Ольгой Ивановной уселись под бра в форме цветка орхидеи. Мягкий свет золотил обивку кресел и ковровое покрытие с толстым ворсом. Здешние стены деликатно молчали, Люба тоже молчала, раздумывая, с чего бы начать этот непростой разговор?

– Ну-с, – с откровенной неприязнью посмотрела на нее кладовщица. – А вы с чем ко мне? Утешать будете? Да что вы об этом знаете! О чувствах, которые испытывает мать, когда ее ребенок умирает!

– Знаю, – неожиданно для себя сказала Люба.

Видимо, в такие моменты между людьми устанавливается какая-то особая доверительная связь. Они общаются на уровне чувств, и если обе матери испытали огромное горе, то эти два отчаяния, похожие на облака невыплаканных слез, наползают одно на другое, схлестываются и превращаются в грозовую тучу. Она либо мечет молнии гнева, либо проливается благодатным дождем.

Ольга Ивановна наконец расплакалась. Люба невольно погладила ее по руке. Вспомнила себя в момент, когда узнала, что потеряла ребенка. О чем тут говорить? Какое-то время обе молчали.

Врать не хотелось. Сочинять «правдоподобную» историю, чтобы выпытать источник, из которого Ольга Ивановна черпает деньги на содержание в элитной клинике умирающего сына, – тоже.

«Надо мне это?» – подумала Люба и хотела уже уйти.

– Сидите, – остановила ее Ольга Ивановна, видимо что-то почувствовав. – Мне так легче.

Они еще какое-то время сидели молча. Каждая думала о своем.

– Говорите, – сказала наконец кладовщица. – Вы ведь не просто так сюда пришли.

– Да. Я по делу. И я не ассистент Василия Федоровича.

– Я уже поняла. И не психолог?

– Психолог. Я… скажите, вы очень дорожите своей работой?

– Ах, вот вы о чем… – Ольга Ивановна вытерла слезы. – И кто вас послал?

– Мой друг. Новый начальник вашей службы безопасности – Стас Самохвалов, – призналась Люба. – Знаете, что? Я ухожу. У меня, как-никак, есть совесть. – Она встала.

– Сидите, – опять потянула ее за руку кладовщица. – Вы спросили: дорожу ли я своей работой? Теперь уже нет. Мне она безразлична. Если меня уволят даже. Хотя меня вряд ли уволят. – Она горько усмехнулась.

– Почему?

– Ведь я взяла деньги у своего двоюродного племянника. Он же хозяин фирмы Федор Бабичев, мой босс. Ничто не связывает хозяина и слугу прочнее долгов. Я ему должна, и я буду отрабатывать долг, пока хватит моих сил.

– Хозяин дал вам денег?! Тридцать тысяч долларов?!

– Да, а что?

– Почему же вы в списке подозреваемых?

– Я не прошла проверку на детекторе.

– Бывает, что техника ошибается.

– Она не ошиблась, – равнодушно сказала Ольга Ивановна.

– Выходит, это все-таки вы… берете со склада комплектующие? – Люба не решилась сказать «крадете».

– Нет. Но я знаю, кто это делает. Более того, покрываю вора.

– Господи помилуй, почему?!

– Вы психолог?

– Да.

– Тогда должны понять. Да, Федор дал мне денег. Я пришла к нему в отчаянии, плакала даже, что со мной нечасто случается, напомнила, что мы родственники. Сказала: «Ты же знаешь, какая у меня зарплата! И сколько денег надо на лечение! Ну что мне, воровать?» И он дал. Тридцать тысяч долларов. Поэтому теперь половина моей зарплаты списывается в счет долга. На руки я получаю тысячу долларов. У меня, как вы поняли, хорошая зарплата. Я и на пятьсот долларов в месяц могу прожить. Могу и на половину этой суммы. Я экономная. Поэтому я и сказала Василию Федоровичу, что могу достать еще денег. Тысяч десять-пятнадцать у.е. Это я потяну. Надо отдать должное Феде, он не положил мне процентов. Это по-божески. А лучше сказать, по-родственному. Но… Ведь это он во всем виноват.

– Я понимаю.

– Хорошо, что вы понимаете. Я изначально сделала ошибку. С мужем у меня не сложилось. Вернее, я никогда не была замужем. Жили гражданским браком. Характер у меня не подарок, я знаю. Он через год ушел. К другой, более мягкой и, честно сказать, более обеспеченной. Я же не москвичка. То, как я добывала квартиру, отдельная история. – Ольга Ивановна тяжело вздохнула. – Продала родительскую, они в деревню переехали, а я купила небольшую комнату в коммуналке. Копила-копила, и тут грянул дефолт. Какую-то часть денег удалось вытащить. Потом повезло – тетка умерла. Вот видите, как мы стали говорить о смерти близких родственников из-за этого проклятого квартирного вопроса! Повезло… – Она горько усмехнулась. – В общем, еще одна проданная квартира в провинции – и комната в московской коммуналке меняется на полноценное жилье. А тут и с работой повезло. Я ведь хотела поменять свою однушку на двушку или даже трешку. Чтобы Паше было куда привести жену. Тогда еще я думала, что у меня будут внуки. И принялась пахать…

– Печальная история, – посочувствовала Люба.

– Обычная, – пожала плечами Ольга Ивановна. – Мне еще повезло – повторюсь. Большинство моих одноклассников либо живут с родителями, дожидаясь их смерти, чтобы жилплощадь наконец освободилась, либо на частных квартирах. Вы бы знали, как они мне завидуют! Выбилась в люди! Свое жилье в Москве!

– Потому и не пишут вам на страничку.

– Ах вот кто эта загадочная дама-невидимка! Зачастили ко мне. Информацию собирали? Я не обижаюсь. Мне все равно. Хотя раньше я бы вас растерзала, вторгнись вы в мою личную жизнь. А теперь мне плевать. Федя прекрасно знает о моих чувствах к нему, я не умею сдерживать эмоции. У меня на лице все написано. Ненавижу! – Она передернулась. – Ненавижу всех, кто сделал со мной ЭТО. Потому племянник и не вычеркивает меня из списка подозреваемых. А тут еще этот детектор…

– Как получилось, что племянник вас обманул?

– Он не обманул, – с удивлением сказала Ольга Ивановна. – Он платил мне зарплату, и немаленькую. А я решила попутешествовать. Дорвалась. Думала, дела на фирме будут идти все лучше и лучше, и я еще успею поменять квартиру на большую. Хотелось пожить по-человечески. Но пошел спад. Заказов становилось все меньше и меньше, начались сокращения, зарплату стали урезать, или за те же деньги приходилось работать в два раза больше. Я не вылезала со склада, все надеялась выкарабкаться. И проморгала момент, когда Паша… – Она осеклась. – В общем, я узнала обо всем последней. Позвонили, сказали: «Заберите сына, он тут валяется без сознания». Так я узнала, что Паша нарко-ман. А я-то думала: переучился. Бледный, худой, дерганый какой-то. Тогда же и язвы на руках обнаружила. Он закрывался в ванной, чтобы я не видела его раздетым. Я думала: сын вырос, стесняется.