Людмила Бояджиева - Умереть, чтобы жить Страница 32

— Извините, Михаил, я не выспалась. Вчера работала, поздно легла.

— Понимаю, понимаю… Когда бы вы могли со мной встретиться? Лучше не затягивать.

— Не поняла…

— Ах, я же не сказал! Смутился, что у вас день рождения… Дело вот в чем, — надо срочно застолбить одну вакансию. Я решил, что это совершенно ваше дело. Речь идет о работе. Можно мне подняться к вам? Денис дал мне ваши координаты. Я стою прямо у дома.

— Ну… — заколебалась Аня, ещё не сообразив что к чему.

— Спасибо. Через пару минут буду.

Аня метнулась в ванную, включила холодный душ.

— Мам, он сейчас придет, пригласи в столовую, а мне кинь сарафан, тот, ситцевый с бабочками.

— Кто такой? — Верочка принесла пестренький сарафанчик.

— Увидишь. Это по делу. Зовут Михаил, отчества не помню. Да ты его у Лаури на даче видела.

Аня подставила лицо под прохладные струйки, отгоняя остатки сна. Наскоро вытираясь, она слышала звонок в прихожей, а когда вышла — мать уже беседовала с гостем. На столе лежал потрясающий воображение букет каких-то особо породистых, снежно белых гладиолусов. Михаил поцеловал Ане руку.

— Поздравляю. Не знал, какие цветы предпочитаете. Выбрал свои любимые.

«Наполеон» пришелся кстати. Они выпили чай, а через полчаса Аня с Михаилом сидели в кабинете директора весьма престижного лицея.

Директор лишился руководителя хореографической студии и срочно, к первому сентября, искал замену. Все вокруг выглядело солидно, строго и как-то одухотворенно. В комнате висели бархатные бежевые шторы, а за дверцами книжного шкафа виднелись корешки полного Брокгауза-Эфрона и Британской энциклопедии. Программа обучения в лицее стремилась к гармоничному развитию личности молодого человека, непременным условием которого являлось практическое знакомство с историей танца. На переносице директора блестели потрясающие очки, перед ним возвышался бронзово-малахитовый письменный прибор, аккуратно лежали записные книжки в кожаных переплетах.

Марк Анатольевич, оказавшийся другом Михаила Сигизмундовича, очень извинялся, что не может сразу же предложить молодому специалисту максимальную зарплату. Но и названная им сумма почти приблизилась к ресторанному заработку. Аня ошеломленно молчала, поглядывая на Михаила.

— Так мы договорились? — Догадался директор. — Тогда возьмите вот эти бумаги, заполните дома. В следующий вторник у нас собрание персонала. Приходите на полчаса пораньше прямо ко мне — обсудим учебный план.

…Все случилось как бы само собой. Уходя из «Вестерна», Аня твердо решила, что никогда не вернется в ресторанное шоу и постарается забыть о Карлосе.

— Кажется, это то, что мне надо! — Вернувшись после первого ознакомительного занятия с учениками, Аня радостно закружила по комнате мать. — Подростки, но уже такие серьезные, солидные. Прямо дворянское собрание. Горят желанием освоить полонез, краковяк, вальс… А ещё у нас будут дополнительные занятия и студия для младших школьников.

— Ну и слава Богу! Михаил мне сразу понравился. Человек солидный и очень представительный — на актера Хмельницкого похож, особенно прическа и борода.

— А у него борода?! — старалась припомнить Аня, — да, вроде…

«Ты, дорогая, на него не заглядывайся, — поспешила урезонить себя Аня. — Он помог по-дружески. И ещё хотел своему приятелю — директору лицея оказать любезность».

— Что ты вообразила, мам? Никакие это не ухаживания. Чистейшей воды альтруизм

— А-а-а… Мне-то показалось… — Лицо Верочки разочарованно погасло. — Вот, думаю, и цветы ко дню рождения, и дорогой подарок.

— Причем, абсолютно бескорыстно, — твердо добавила Аня.

Аня не лукавила — Михаил не просил о встрече и больше не появлялся. Лишь в начале месяца они столкнулись в холле лицея — оба в серых плащах — и рассмеялись.

— Похоже, мы из одной команды. Бойцы невидимого фронта, — Михаил «по-шпионски» поднял воротник.

— Меня-то с детства одевает мама, — почему-то смутилась Аня.

— А я, кажется, впервые заметил, во что одет, — Михаил распахнул дверь. — Кстати, Марк Анатольевич сегодня очень хвалил вас и теперь считает себя моим должником.

Начавшийся с утра дождь не собирался отступать — все мокрое, пропитанное водой, промозгло-осеннее: блестящий лужами асфальт, желтые ясени и малиновые клены за лицейской чугунной оградой, тоже усеянной тяжелыми, скатывающимися по новенькому глянцевому лаку каплями.

Аня открыла клетчатый серо-черный зонт.

— Только не говорите, что у вас точно такой же.

— У меня вообще нет зонта. Зато имеется «движущееся средство». Мне по пути, я с удовольствием вас подвезу. — Михаил открыл дверцу серебристо-серого «вольво», Аня села и усмехнулась.

— Что-то не так? — Он мельком взглянул на девушку в зеркальце, выводя машину на шоссе.

— Теперь я вам не верю. Вы вовсе не такой уж увалень-простак, каким хотите казаться. В прическе поэтический беспорядок, но при ближайшем рассмотрении заметна рука опытного мастера. А верхняя одежда продуманно сочетается с цветом автомобиля.

— К тому же, с сединой и с цветом глаз. — Михаил на секунду повернул лицо к Ане и она успела заглянуть в его глаза. Ощущение было странным, словно прикоснулась к чему-то опасному и загадочному.

— Могу отметить, взгляд у вас честный. — Она смутилась, не сказав, что впервые видит у мужчины такие необычные глаза с серебристой в черной окантовке радужкой.

— Аня, признайтесь честно… Было бы не слишком странно, если бы я пригласил вас прогуляться в парке? Мы уже подъезжаем к Сокольникам.

— Темно, мокро… Там сейчас как раз бандиты и насильники грабят доверчивых училок и удачливых бизнесменов. Бр-р!

— Вы правы. Простите… Я-то люблю бродить по аллеям один и думать. И представьте, никого ещё на ограбление не спровоцировал.

— Ладно. Давайте попробуем. Может, и я надумаю что-нибудь важное. Приму ответственное жизненное решение.

Когда они вошли в пустую, блекло-сиреневую от редких фонарей аллею, дождь все ещё накрапывал. Пахло осенью — мокрой палой листвой и грибами.

— Придется пустить вас под свою крышу. Держите, у меня рост 171. — Аня передала Михаилу зонт.

— Я совсем коротышка, ниже на целый сантиметр. Но вам все же лучше взять меня под руку и прижаться, иначе толку от зонта будет не много.

Аня почувствовала, прозвучали позывные к какому-то значительном разговору. Но разговор не случился.

— Помолчим, ладно? Дойдем вон до той клумбы и вернемся. Не стану вас мучить, — сказал Михаил.

Прильнув к плечу своего спутника, Аня шла по темной аллее, плохо соображая, что бы все это значило. Ну, прежде всего, — отчего этот вполне самостоятельный мужчина не пригласил её, как положено, в ресторан, а бродит под дождем, как застенчивый школьник? И отчего молчит? Его локоть казался надежным и прочным, от волос пахло горьковатым парфюмом — ей хотелось прижаться ещё теснее и, закрыв глаза, помечтать.