Ро Фоли - Роковая Женщина Страница 32

– Какой талант! – восхищался детектив. – Этих работ я еще не видел. Наверное, что-то из ранних полотен? Несколько иной стиль письма.

– Фредерик создал их во время нашего медового месяца, – тихо сказала вдова художника. – Это – три оставшиеся картины, которые я не продала после его смерти. Мне тогда казалось, что лучше сразу избавиться от всего: памяти о супруге, его личных вещей, мебели.

Голос женщины звучал почти бесстрастно. О'Тул не осмелился перебивать ее. Он понимал, что с такой утонченной леди должен беседовать Гирам Поттер. Но вопросы начал задавать О'Тул.

– Как я полагаю, миссис Мейтленд, вы догадываетесь, зачем мы здесь, – почтительно спросил лейтенант-.

– Из-за убийства Евы Грант? – Она приложила платок к губам. – Да, я видела утренние газеты.

– Когда вы вчера ушли из театра, миссис Мейтленд?

– Почти сразу же. Еву раздражало мое присутствие. Я отправилась домой. Люблю иногда пройтись пешком: лучше думается.

– Но погода была отвратительная, валил снег.

– Да, как только я оказалась дома, то сразу переоделась.

– Сколько времени вам потребовалось, чтобы добраться до отеля?

– Точно не скажу. Может, минут двадцать, двадцать пять... – Миссис Мейтленд удивилась дотошности красивого лейтенанта.

– Скажите, у вас есть личная прислуга?

– Всего на несколько часов в день. С утра. Со всем остальным вполне справляется персонал отеля. Но почему вас это интересует? Ах да. Я понимаю. – Женщина нахмурилась, как будто старалась вспомнить что-то важное, но не смогла. Тогда она забеспокоилась:

– Швейцар, я помню, был на месте. Когда я пришла, выезжала большая группа туристов. Швейцар открывал им двери, помогал поднести багаж, остановить такси. Может, меня заметил лифтер? Но лифт был переполнен.

– Таким образом, вы не уверены, что кто-то может засвидетельствовать время, когда вы вернулись в отель, то есть обеспечить вам алиби?

– Но, – возразила миссис Фредерик, – вы же не хотите сказать, что подозреваете меня в убийстве Евы Грант? Это абсурд! Какая, вы полагаете, могла быть у меня причина совершить столь тяжкое преступление? Да и способна ли я убить человека?

– У Евы был роман с вашим мужем. – О'Тул понимал бестактность своей реплики, но таков удел следователя!

Сдержанная дама потеряла самообладание:

– Молодой человек! – с болью воскликнула она. – Это было четыре года назад. Мейтленда больше нет в живых. Так что мне некого делить, не за что бороться. Если хотите знать, мой муж долгие годы изменял мне. В последнее время наши отношения были дружескими, спокойными. Наше супружество скорее напоминало добровольное соглашение, устраивающее обоих. И до тех пор, пока Фредерик сохранял необходимые приличия, мы оставались вместе.

Вдова художника вспыхнула, увидев, что сержант записывает ее слова, но не подала вида и спокойно продолжала свою повесть.

– Мейтленд боялся развода. Наш брак был для него очень удобен. Что-то вроде защиты от вторжения женщин-хищниц в его частную жизнь, посягательств доброхотов на его деньги и славу. Муж всегда отличался прагматизмом. Но его увлечение Евой оказалось очень серьезным. Она была так ослепительно красива, совершенна и вдохновляла в нем не только художника, но и мужчину. У меня возникло ощущение, что Ева добралась до его души, до самых сокровенных глубин. Он потерял голову. Муж умышленно снял особняк по соседству с домом Грантов. Но жениться на Еве он не собирался. В то утро он был потрясен, узнав, что я намерена развестись, если его роман с Евой не прекратится. Его любовная лихорадка перешла все дозволенные границы. Голубки умудрялись встречаться в моем собственном доме! Унижение было неизмеримо велико, и я взбунтовалась. А после того как обнаружила в мастерской весьма откровенный – говоря мягко – портрет Евы, муж дал мне слово, что порвет с ней.

– И вы ему поверили? – спросил О'Тул.

– Да, поверила. Что-что, а слово чести Фред не нарушал ни разу в жизни.

Поттер подвинул свой стул ближе к ней и спросил:

– А когда произошел разговор с мужем о разводе?

– За полчаса до его гибели.

Вдова художника сжала руки, ее тонкое лицо исказило страдание.

– Если бы я чуть-чуть повременила! Не надо было тут же звонить Грантам! Все эти мучительные годы мне казалось, что я повинна в смерти мужа. Но поймите, я вошла в мастерскую и увидела портрет – обнаженную возлюбленную. Вы не представляете, что я почувствовала! Я все рассказала Дженет, говорить с мужем было уже поздно. Пообещав порвать с Евой, Фредерик удалился в свою мастерскую... Но я не успела перезвонить Дженет... Пришел Торнтон, а потом – Касс. А Мейтленд погиб. И все только потому, что я поторопилась. Кассу, наверное, тоже хотелось умереть. А бедная Дженет! Она неузнаваемо изменилась, стала совсем другой, потухшей женщиной. И только Ева процветала, как процветает зло. Она похожа на ядовитую лиану, которая убивает выросшие рядом нежные кустарники, высасывая из них жизненные соки.

Миссис Фредерик вызывающе посмотрела на полицейских:

– Да-да. Я не хочу больше лукавить: у меня нет сострадания к Еве Грант. Она – воплощение зла! Мне жаль лишь одного человека, преданного, доведенного до такого безысходного отчаяния, что решился убить ее.

– Почему, – спросил О'Тул, – вы солгали на суде, миссис Мейтленд? Вы заявили под присягой, что портрета Евы Грант не существовало.

– Потому, что я знала: портрет жены – еще одна улика против Касса, а мне так хотелось, чтобы молодому человеку сохранили жизнь.

– Вы уверены, что Касс Грант убил вашего мужа?

Она снисходительно посмотрела на лейтенанта, будто он задал наивный вопрос:

– Разумеется. Я же предупреждала Дженет, что брата нельзя выписывать из лечебницы. Это – опасно, прежде всего, для него самого.

Разговор продолжил Поттер:

– Теперь, когда вы исповедались перед нами, мадам, может быть, вы изложите в деталях, что же происходило в день убийства вашего мужа.

Рассказ Элизабет Мейтленд был кратким. В сущности, она повторила свою исповедь: подробно описала, как пошла в мастерскую мужа в его отсутствие, чтобы самой взглянуть на таинственный портрет. Убедившись, что супруг нарисовал обольстительную Еву, решила поговорить с Кассом, но не застала его дома и поведала все Дженет, предупредив о своем намерении подать на развод. Потом Мейтленд вернулся домой, и она поставила его перед выбором – либо он немедленно порывает с Евой, либо она потребует развода и предаст дело огласке. Мейтленд, не раздумывая, дал ей слово, что никогда не увидится больше с любовницей. Он был очень расстроен и уединился в мастерской. Потом пришел Торн-тон Грант. Он хотел немедленно побеседовать с художником и направился к нему, но тут же вернулся. Заявил, что стучал много раз, но ему не открыли, хотя внутри мастерской была слышна какая-то возня.