Амбивалентность. P.S: Я научу тебя любить - Ингрид Ельская Страница 35

От осознания беспомощности на глазах появились слезы. Это тупик. Мне никогда не выбраться из этого ада. Он не даст развод и просто так не отпустит. Он прав. Без него меня быстро убьют, как родителей, и только тогда все закончится. Но и с ним я тоже в итоге погибну.

Схватив нож, который остался лежать на полу, я бросилась в свою комнату.

Перед глазами снова возник образ любимого. Ильяс всегда говорил, что я рождена быть счастливой. Он восхищался мной как человеком. Для него было неважно, как я выглядела и во что одета, он видел во мне личность. Мы могли разговаривать часами, строить планы на будущее, и Ильяс всегда прислушивался к моему мнению, просил дать совет, интересовался, почему я думаю так или иначе.

Здесь же во мне видели только вещь. Красивое дополнение с внушительным наследством. До сих пор мне было непонятно, почему Назар женился на мне. Он даже не просил исполнять супружеский долг и не прикасался ко мне после той ночи. Видимо, я его обидела. Но это не будет длиться вечно, в конечном итоге ему потребуется наследник, и моего мнения никто не спросит. Все будет так, как захочет Волков.

Я рассматривала свое отражение в ростовом зеркале: хорошенькая. Пепельные волосы красиво падали на плечи, серые глаза выразительно смотрелись на бледном лице. Я обладала изящной фигурой с совершенными изгибами, и не было даже намека на жир. Всегда старалась следить за собой.

– Ты недостойна такой жизни, девочка, – обратилась я к отражению, – ты слишком красива для такого, как он.

Стальные глаза в зеркале блестели от слез или нервного возбуждения. Острым лезвием я ласково коснулась груди. Женщина и оружие – это очень сексуально. Так тоже говорил Ильяс. А я скучала по нему и хотела быть с ним рядом. И со своими близкими. Я смогу встретиться с родителями и вернуться к любимому. Навечно. Именно об этом мы и мечтали – всегда жить вместе.

Острие рассекло запястье, и алые капли начали пачкать кремовый ковер. Я посмотрела на него: ворсинки такие мягкие, на них приятно будет лежать. Руку защипало, но я знала, что так и должно быть. Это временно. Скоро мне станет все равно. Бросив нож на ковер, я продолжила смотреть в зеркало. Казалось, кровь слегка отлила от лица, но эта бледность мне шла.

– Любуешься собой?

Я услышала голос слева от себя и повернулась. В проеме стоял Назар. Он оперся на дверной косяк и сосредоточенно меня рассматривал. Я прижала перерезанную руку к боку. Уделяя пристальное внимание моему лицу, Волков не мог видеть, как струйки крови стекают по бедру и пачкают дорогой ковер.

– Это тоже запрещено? – спросила я, чувствуя головокружение.

– Нет, не запрещено, – ответил муж, – я хотел поговорить с тобой. Расставить все точки над «и», – договорив, он прошел в комнату и сел на кровать.

Я убрала раненую руку за спину и попыталась понять, что ему нужно. Чувство усталости нарастало, и уже было неинтересно слушать Назара. Какая разница, что он хочет? Это больше не имеет значения. Я все решила.

– Я хочу один раз сказать, чтобы больше не возвращаться к нашему… – муж осекся, уставившись за меня.

Я не стала оборачиваться, потому что поняла, в чем прокололась. Он смотрел в зеркало. Рука, спрятанная за спину, сейчас во всей красе отражалась в нем, и Назар видел кровь.

Он резко подскочил ко мне и схватил за руку, потом посмотрел на ковер.

– Идиотка! – рявкнул, выдергивая ремень из брюк, используя его в качестве жгута, – ты понимаешь, что ты сейчас ласты склеишь?!

Я собралась ответить, что именно этого и добивалась, но сил уже не было. Хотелось спать. Жутко хотелось спать.

– Не смей закрывать глаза, Камила! – его голос раздавался где-то вдалеке, но было уже плевать. Передо мной стояла мама. Моя мамочка. Красивая, но грустная. Рядом с ней – отец со строгим выражением лица. Всем своим видом родители показывали, что недовольны моим поведением.

– Мамочка, папочка, – захныкала я, – я так соскучилась, мне так вас не хватает. Хочу быть с вами и Ильясом. Мне нет места без вас.

Мама ничего не ответила, только нахмурилась, а отец демонстративно отвернулся и пошел прочь. Я пыталась найти глазами Ильяса, но его не было. Он не пришел, или для мусульман придумано другое небесное царство? Где мой любимый? Я хотела подойти к маме, но та покачала головой, показывая, что мне нельзя приближаться, и тоже стала медленно уходить назад, превращаясь в туман.

– Мама! – закричала я. – Не уходи, я хочу с тобой!

Сильная боль заставила меня зажмуриться и схватиться за руку. Когда я открыла глаза, увидела перед собой Назара. И, осмотревшись, поняла, что лежала на кровати, а рядом стояла капельница. Пришлось откинуться обратно на подушку. Проклятье! Я снова в аду. Этот дьявол даже уйти на тот свет мне спокойно не дал. Или, может, я реально умерла, но за какие-то грехи попала прямиком в ад, где правит этот черт.

Я хотела ему что-то сказать, но во рту пересохло и язык буквально прилип к нёбу. Казался наждачкой, которая безжалостно шкрябала по коже.

– Пить… – с трудом просипела я и умоляюще взглянула на мужа.

Назар молча кивнул и начал поить меня из бутылочки, как маленькую. Самостоятельно удержать ее в руках я не могла. Мне было противно от своей беспомощности. Гордость вцеплялась в горло мертвой хваткой. Это унизительно – быть настолько зависимой от мужчины, чтобы не суметь самостоятельно взять в руку бутылку. Но жажда была сильнее стыда.

Напившись, я снова провалилась в сон.

А когда повторно открыла глаза, за окном было уже темно. Назар сидел напротив кровати. Он задремал прямо на стуле, но проснулся, услышав стоны. Я не могла сдерживаться: болела голова, тело атаковала жуткая слабость.

– Зачем ты спас меня? – проскулила я. – Я хочу к маме…

– Ты слышала, что возвращать подарки – это дурной тон? – спокойно спросил Назар. Он казался очень усталым: под глазами проявились круги, лицо приобрело серый оттенок. Так выглядит человек, который не спал несколько ночей подряд.

– Слышала, – ответила я и осмотрелась. В окно светило солнце. Значит, как минимум утро. Сколько я так лежу?

– Тогда скажи мне, дорогая, кто подарил тебе жизнь?

– Родители, но к чему ты? – я не могла понять его.

– А к тому, что они не были бы в восторге, если бы ты вернула ее обратно. Твои